Пиранья. Озорные призраки - Александр Бушков

Мир вмиг распахнулся вокруг необозримым простором –бесконечный океан, накрытый куполом неба. Он мельком припомнил, что вкурсантские времена читал книжку кого-то из летчиков-испытателей, не нашего,американца, еще довоенного. Он так и называлась: «Один в бескрайнем небе».

Оставшийся позади остров уменьшался на глазах, вскоре егоуже не было видно. Чуточку опомнившись от первого пьянящего азарта – Икар, бля! –Мазур сбавил обороты (стрелка уже давно торчала в очерченном красным секторе, ичувствовалось, что двигатель на пределе), сбросил высоту чуть ли не наполовину.Глянув на компас, развернул гидроплан градусов на тридцать к норд-норд-осту идержал теперь курс прямо на Флоренсвилль.

Что-то неприятно скрежетнуло в моторе – или показалось?Мазур обратился в слух. Нет, поганый звук не повторился...

Разумеется, соваться прямо в столицу на угнанной птичке –чересчур. Нужно будет причалить к берегу где-нибудь неподалеку от города, вбезлюдном месте, бросить трофей без всякой жалости. Лаврик наверняка уже там.Если Уолли выложил абсолютно все, что знает, и этот амбал примется искать егопо столице, ему, надо полагать, организуют теплый прием. На кубинцев в этом смыслеможно положиться. А может, после взрыва на «Виктории» проблема снялась самасобой? Плохо верится: те, кто ставит на Майка, вряд ли отступятся так просто.На их месте Мазур тоже сражался бы за свое добро когтями и зубами...

«Хорошо летим», – подумал Мазур, восседавший заштурвалом с законной гордостью за себя. Все пока что нормально, и нас такпросто из седла не вышибешь...

И все же он снизился над сверкающей океанской гладью метровдо восьмидесяти. Машина его слушалась, почти не рыскала – ну, откровенноговоря, самую чуточку, – уверенно шла по прямой на заданной высоте, и всеже он чувствовал себя чуточку неловко. Это была не его привычная стихия, по необходимости,конечно, пришлось стать бравым пилотом, но особого удовольствия это ему недоставило. Хотелось, чтобы все поскорее кончилось.

Полное впечатление, что кто-то, любивший злые шутки, поймалего на слове... В двигателе скрежетнуло громко, резко, неприятно; даже необладая должным опытом, Мазур ощутил, что там случилось что-то скверное.Самолетик тряхнуло так, что Мазур едва не протаранил макушкой потолок, – иеще раз, послабее правда, и еще раз...

Хруст в моторе уже не умолкал, походило на то, как если бы вмясорубку угодила пригоршня стальных гаек, и острый винт под чьей-тонерассуждающей рукой добросовестно пытался их размолоть, но из этогобезнадежного предприятия, естественно, не вышло ничего путного...

Мазур вцепился в штурвал, лихорадочно пытаясь оценитьобстановку, но ничего из этого не вышло: опыта не было, а значит, неоткуда быловзяться нужным рефлексам, которые человеку знающему подскажут все на уровнеподсознания. Он всего лишь чувствовал, что с движком что-то не то.Категорически не то.

Гидроплан вновь провалился вниз на добрых двадцать метров,винт на секунду замер, провернулся, заработал... замер, провернулся... Хруст,скрежет, металлическое неустанное бряканье, лязг, длинное звяканье, уймадругих, столь же неприятных звуков, – впечатление такое, что все таившиесяпод кожухом агрегаты заработали вразнобой, каждый сам по себе.

Машину швыряло и мотало. Справа из-под капота вдругвыметнулась полоса чего-то жидкого, сначала плотная, темно-коричневая, потомпревратившееся в туманное облачко оттенка крепко разбавленного пива. На бензинэто никак не походило – масло? Тоже ничего хорошего...

Гидроплан провалился. Совершенно не представляя, чтопроисходит и как в таком случае выходят из неприятностей опытные пилоты, Мазурпытался манипулировать газом. Отчего не произошло ни малейших улучшений.Скрежет, наоборот, усилился, став вовсе уж невыносимым для слуха. Винтостановился окончательно, и с протяжным железным хрупаньем окончательнозамолчал мотор. Самолетик обрушилсяс неба с грацией утюга, выброшенного спятого этажа.

Мазур отчаянно пытался задрать гидроплану нос, действуярулями высоты и прочими элеронами. В совершеннейшей тишине – только упругийсвист рассекаемого воздуха – самолет шел вниз под нехорошим углом, и Мазурпрямо-таки физически ощутил каждый килограмм веса. Кранты подъемной силе идругим законам аэродинамики...

Голубовато-зеленая вода, покрытая солнечными зайчиками,неслась навстречу, со временем происходило нечто непонятное: секунды то литянулись, как резиновые, то ли набрали небывалое ускорение...

Думать было некогда – он отчаянно пытался делать все, чтоумел.

Гидроплан плюхнулсяв воду, брызги взлетели вокруг, заслоняяокружающее сплошным радужным занавесом. Мазур чувствовал, что его куда-тонесет, но вокруг был все еще воздух, а не глубина...

И вдруг все кончилось, высоченные веера брызг опали. Вокругпростиралось необозримое море, накрытое безоблачным куполом неба, самолетиклегонько покачивался на водной глади, и жизни в нем было не больше, чем вдохлой черепахе: молчал мотор, винт замер. Но, с другой стороны, нигде не виднобыло пламени, не пахло гарью, не ощущалось запаха жженой изоляции.

Обнаружив, что он весь мокрый, как мышь, Мазур вытер лицорукавом пиджака и побыстрее отключил зажигание, пока не произошло ещечего-нибудь. Такие дела. А у бедного Икарушки только ножки торчат из воды...

Распахнув правую дверцу, он осторожно поставил ногу напоплавок, изогнувшись, цепляясь за стойку крыла, взглянул на белоснежный, ссиней полосой капот. И моментально углядел четыре дыры, которые могли бытьтолько следами от пуль. Значит, все-таки зацепил, сволочь... Вся правая сторонакапота испачкана вытекшим маслом, до сих пор сочившемся скупыми мутными каплямииз парочки пулевых пробоин.

Под ногами у него явственно забулькало. Посмотрев вниз,Мазур понял, что дела обстоят даже хреновее, чем предстало по началу. Вдольвсего правого поплавка длиной поболее человеческого роста тянулась неровнаяцепочка пробоин – на глаз и первый подсчет, не менее дюжины. Часть из них зиялау верхней кромки поплавка, далеко от воды, а часть оказалась как раз под водой– и от них тянулись цепочки крупных воздушных пузырей, лопавшихся наповерхности.

Мазур побыстрее забрался назад в кабину, пересел на левоесиденье, навалился всем телом на дверцу, чтобы накренить самолет влево.Прислушался. Бульканье пузырей несколько приутихло – но не прекратилосьокончательно. Волнения на море не наблюдалось, но самолетик все же покачивалона водной глади, и вода, пользуясь случаем, заплескивалась в пробоины. Апарочка из них, он помнил, оказалась очень уж низко, как ни пытайся кренитьсамолет, вода туда вливается активнейшим образом...

Ситуация обострялась. Было совершенно ясно, что черезкакое-то время – ну, предположим, не скудными минутами исчислявшееся –правый поплавок заполнится водой полностью. И самолет, никаких сомнений,накренит так, что он перевернется и пойдет ко дну. А до дна далековато, глубинадолжна быть приличной. Тонуть на корабле приходилось, а вот на самолете... Хотяв принципе, одинаково скверно.