Красный, белый и королевский синий - Кейси Маккуистон

То, как Генри отзывается о нем, – настоящее мастерство, слова от нежности взмывают на поворотах, но в середине проседают под тяжестью горя. Вполголоса он рассказывает Алексу о том, как познакомились его родители. Принцесса Кэтрин, любой ценой мечтавшая стать первой принцессой с докторской степенью, двадцати пяти лет от роду и перечитавшая Шекспира от корки до корки, пошла на спектакль о Генрихе Пятом, в котором играл Артур. Пробившись за кулисы и избавившись от охраны, она исчезла с ним на улицах Лондона и протанцевала всю ночь. Королева была против их союза, но Кэтрин все равно вышла за Артура.

Генри рассказывает Алексу о своем детстве в Кенсингтоне, о том, как пела Беатрис, а Филипп постоянно проводил время с бабушкой. Они были счастливы, разъезжая по соседним странам в сверкающих авто и пролетая над ними на вертолетах в теплых носках до колен и укутанные с ног до головы в кашемир. Он рассказывает о том, как на семнадцатилетие отец подарил ему латунный телескоп. Как к четырем годам он осознал, что каждый человек в стране знает его имя, и как он признался своей матери в том, что не уверен, хочет ли быть настолько известным. Как она опустилась перед сыном на колени, сказав, что не даст никому его в обиду. Никогда.

Алекс тоже делится историями. Генри уже слышал практически все о настоящей жизни Алекса, но беседы о детстве заметно стирают границы.

Он рассказывает о Техасе, о том, как делал постеры для кампании матери на листах ватмана для студенческого совета еще в пятом классе, о семейных поездках в Серфсайд и о том, как стремительно бросался в океан. Он рассказывает о большой оконной веранде в доме, где вырос, а Генри просто слушает, не осуждая за то, что Алекс когда-то писал и прятал под той верандой.

За окном начинает темнеть, и вокруг резиденции расползаются слякотные сумерки. Алекс решает отправиться в свою спальню, чтобы лечь в постель. В трубке он слышит истории Генри о разных парнях из его университета, которые мечтали переспать с принцем, но мгновенно пугались газетной шумихи, секретности и – иногда – мрачного настроения Генри из-за тех самых газетной шумихи и секретности.

– Но, разумеется, эм… – произносит Генри, – у меня не было никого с тех пор, как… мы с тобой…

– Нет, – поспешно добавляет Алекс. Поспешнее, чем сам того ожидал, – у меня тоже. Никого.

Он слышит слова, которые срываются с его губ, но не может поверить, что произносит их вслух. Он рассказывает о Лиаме, о всех вечерах с ним. О том, как стянул его пузырек с аддераллом, когда его оценки в школе начали съезжать, и не спал по два или три дня подряд. Рассказывает о Джун и о том, как все вокруг знают, что она живет здесь, чтобы присматривать за младшим братом, и о скрытом чувстве вины, которое он носит в себе из-за того, что не может это исправить. О том, как постоянная ложь о его матери причиняет ему боль. О том, какой страх испытывает Алекс за то, что мать может проиграть.

Они разговаривают так долго, что Алексу приходится поставить телефон на зарядку, чтобы не отключиться. Перекатившись на бок, он слушает голос в трубке, поглаживая тыльной стороной ладони подушку и представляя Генри, лежащего на другой половине кровати (на расстоянии почти четырех тысяч миль). Он смотрит на свои искусанные кутикулы и представляет, как прикасается к Генри, разговаривает с ним на расстоянии всего пары дюймов. Он представляет, как выглядело бы лицо Генри в синевато-серых тонах: легкая тень от щетины в ожидании утреннего бритья, круги под глазами, размытые в приглушенном свете.

Каким-то образом это оказывается тот самый человек, которому удалось убедить Алекса в своем безразличии ко всему, которому удалось убедить весь мир в том, что он – лишь скромный и весь из себя положительный Прекрасный Принц. Алексу для этого потребовались месяцы – для полного осознания того, как жестоко когда-то ошибался.

– Я скучаю по тебе, – слова вырываются у Алекса прежде, чем он успевает что-то сделать.

Он тут же жалеет об этом, однако Генри отвечает:

– Я тоже скучаю.

– Эй, подождите!

Алекс выкатывается на кресле из своей кабинки. Уборщица из вечерней смены останавливается, задержав руку на рожке кофемашины.

– Я знаю, что это выглядит отвратительно, но вы не оставите этот кофе? Я его допью.

Женщина меряет его подозрительным взглядом, но все же оставляет горелые склизкие остатки кофе на месте и катит тележку прочь.

Алекс пялится на свою кружку с надписью «АМЕРИКА ГОЛОСУЕТ ЗА КЛЕРМОНТ» и хмурится, глядя на плещущееся внутри миндальное молоко.

Почему в этом офисе нет нормального молока? Именно поэтому техасцы ненавидят столичную элиту – они уничтожили всю молочную промышленность!

На его столе лежат три комплекта документов. Алекс продолжает смотреть на них, не отрываясь, в надежде, что если перескажет их в голове несколько раз, то сможет, наконец, почувствовать, что делает достаточно.

Первое. Файлы об оружии. Детальная информация о каждом виде огнестрельного оружия, которым могут владеть американцы, а также законодательные акты штатов, которые ему пришлось просмотреть для своего исследования по новому федеральному проекту мер в отношении штурмовых винтовок. На первой странице осталось огромное пятно от соуса для пиццы, которой Алекс заедал стресс.

Второе. Документы о Трансатлантическом сотрудничестве. Алекс знает, что должен поработать с ними, но на деле едва прикоснулся к бумагам из-за того, что они невероятно скучные.

Третье. Файлы по Техасу.

Эти документы не должны были оказаться у Алекса. Их не давал ему ни руководитель, ни кто-то из кампании. Они вообще не имеют отношения к политике. Это целая папка, полная бумаг. Алекс так и называет ее: «Техасская папка».

Техасская папка – это его детище. Он ревниво охранял ее, запихивая в свою сумку, чтобы взять с собой домой, уходя из офиса, и пряча ее от Хантера. В ней содержится карта Техаса со сложными демографическими разбивками избирателей, сопоставленными с информацией о детях нелегальных иммигрантов, незарегистрированных избирателей, которые являются легальными резидентами страны, и распределением голосов избирателей за последние двадцать лет. Алекс набил папку таблицами с данными, записями голосований и прогнозами, которые просчитала для него Нора.

Еще в 2016 году, когда его мать с таким трудом выжала победу на всеобщих выборах, самым горьким ударом было потерять Техас. Она стала первым президентом после Никсона, кто выиграл президентскую гонку, но потерял свой собственный штат. Это не было такой уж неожиданностью, учитывая то, что на карте голосования Техас был окрашен в красный цвет. Втайне все они надеялись, что Ломета-без-Шансов в конце концов одержит победу и над ним. Однако этого не произошло.

Алекс продолжает возвращаться к цифрам из 2016 и 2018 годов, изучая участок за участком. Он не может избавиться от этого ноющего в груди чувства надежды. Что-то там есть, какое-то движение. Он может в этом поклясться.

Его вполне устраивает его работа в кампании, но… это совсем не то, чего ожидал Алекс. Все двигается слишком медленно, и это огорчает его. Он должен сосредоточиться, уделять своим обязанностям больше времени. А он вместо этого все продолжает возвращаться к своей папке.