Красный, белый и королевский синий - Кейси Маккуистон

Вытащив карандаш из стаканчика Хантера с логотипом Гарварда, он в сотый раз принимается рисовать линии на карте Техаса, заново очерчивая районы, которые образовались уже много лет назад.

Алексу всегда хотелось сделать все, что от него зависело. Сидя здесь, в своей кабинке, по несколько часов в день и ковыряясь в подобных мелочах, он не знает, приносят ли в реальности его старания хоть какую-то пользу. Если бы он только мог придумать способ сделать так, чтобы голоса Техаса отразили их настоящий настрой… ему не хватает профессионализма, чтобы в одиночку разоблачить все предвыборные махинации штата, но если…

Долгий звук застает его врасплох, и Алекс достает телефон со дна сумки.

– Где ты? – раздается голос Джун по другую сторону трубки.

Твою мать. Он проверяет время: 9:44. Алекс должен был встретиться с Джун за ужином уже больше часа назад.

– Черт, Джун, прости меня, – говорит он, вскакивая из-за стола и запихивая вещи в сумку. – Я был занят на работе и… совсем забыл.

– Я отправила тебе, наверное, миллион сообщений, – отзывается сестра. Ее голос звучит так, словно она уже планирует его похороны.

– Мой телефон был на беззвучном режиме, – беспомощно произносит Алекс, направляясь к лифту. – Мне правда очень жаль. Я полный осел. Уже выхожу.

– Можешь не беспокоиться, – отвечает она. – Я взяла еду с собой. Увидимся дома.

– Жучок…

– Я не хочу, чтобы ты называл меня так прямо сейчас.

– Джун…

Звонок обрывается.

Когда Алекс возвращается в резиденцию, его сестра сидит на своей кровати, поедая пасту из пластикового контейнера. Уставившись на экран планшета с сериалом «Парки и зоны отдыха», Джун демонстративно игнорирует брата, когда тот подходит к двери.

В памяти Алекса всплывает тот период, когда они были еще детьми: ему было восемь, а Джун – одиннадцать. Он вспоминает, как стоял рядом с ней у зеркала в ванной, глядя на сходство их лиц: те же круглые кончики носов, те же густые непослушные брови, та же квадратная челюсть, унаследованная ими от матери. Алекс вспоминает, как изучал выражение ее лица в зеркале, когда они вместе чистили зубы утром их первого школьного дня, когда отец заплетал волосы Джун, потому что мама была в Вашингтоне и не могла сделать это сама.

Теперь он видит то же самое выражение. Тщательно скрытое разочарование.

– Прости, – предпринимает Алекс еще одну попытку. – Честно говоря, я чувствую себя полным дерьмом. Прошу, не сердись на меня.

Джун продолжает жевать, пристально глядя на щебечущую на экране Лесли Ноуп.

– Мы можем пообедать завтра, – в отчаянии произносит Алекс. – Я все оплачу.

– Меня не волнует дурацкая еда, Алекс.

Он вздыхает.

– Тогда чего же ты от меня хочешь?

– Я хочу, чтобы ты не вел себя как мама, – отвечает Джун, наконец подняв на него глаза.

Она закрывает контейнер с едой, поднимается с кровати и начинает расхаживать по комнате.

– Хорошо, – произносит Алекс, поднимая обе руки, – так в этом все дело?

– Я… – Джун делает глубокий вдох. – Нет. Мне не следовало так говорить.

– Нет, очевидно, именно это ты и имела в виду. – Алекс бросает свою сумку на пол и входит в комнату сестры. – Почему бы тебе просто не высказать все вслух?

Джун поворачивается к нему, скрещивает руки на груди и прислоняется спиной к комоду.

– Ты действительно ничего не замечаешь? Ты совсем не спишь, постоянно во что-то ввязываешься, ты готов позволить маме себя использовать, как ей только захочется. Журналисты постоянно тебя преследуют…

– Джун, я всегда был таким, – мягко перебивает ее Алекс. – Я собираюсь стать политиком. Ты всегда это знала. Я возьмусь за свою карьеру, как только закончу колледж… через месяц. Именно такой и будет моя жизнь, понимаешь? Я сам ее выбрал.

– Что ж, возможно, это неправильный выбор, – произносит Джун, прикусив губу.

Алекс пошатывается от столь неожиданного заявления.

– Это еще откуда взялось, черт возьми?

– Алекс, – обращается к нему сестра, – перестань.

Алекс не понимает, к чему клонит Джун.

– Ты ведь всегда поддерживала меня до этого момента.

Джун резко выбрасывает руку вперед. Горшок с кактусом, стоящий на комоде, летит на пол. Затем она произносит:

– Потому что до этого момента ты не трахал принца чертовой Англии!

Этого оказывается достаточно, чтобы Алекс тут же закрыл рот. Пройдя в гостиную, он опускается в кресло перед камином.

Джун наблюдает за ним. Ее щеки пылают.

– Нора сказала тебе?

– Что? – переспрашивает она. – Нет. Она не поступила бы так. Хотя хреново, что ты поделился этим с ней, а не со мной.

Джун снова скрещивает руки на груди.

– Прости, я пыталась дождаться, когда ты сам обо всем расскажешь, но… Боже мой, Алекс! Сколько раз я должна была верить, что ты добровольно вызвался участвовать в той международной ерунде, от участия в которой мы всегда находили отмазки? И вообще… ты забыл, что я прожила рядом почти всю твою жизнь?

Алекс опускает взгляд вниз на свои ботинки и на идеально подобранный сестрой средневековый ковер под ногами.

– Значит, ты злишься на меня из-за Генри?

Джун издает сдавленный звук, и когда Алекс вновь поднимает глаза, она принимается рыться в верхнем ящике своего комода.

– Господи, как ты можешь быть таким умным и таким тупым одновременно? – спрашивает она, вытаскивая журнал из-под стопки нижнего белья. Алекс уже собирается ответить, что он вовсе не в настроении читать ее журналы, когда Джун швыряет в него одним из них.

Перед ним лежит древний выпуск J14, открытый на центральной странице. С разворота на него смотрит фотография Генри в возрасте тринадцати лет.

Алекс поднимает глаза.

– Ты знала?

– Конечно, я знала! – отвечает она, драматично плюхнувшись в кресло напротив него.

– Ты постоянно оставлял на нем отпечатки своих грязных маленьких пальцев! И почему ты вечно считаешь, что все сходит тебе с рук? – Она испускает страдальческий вздох. – Я никогда не понимала… чем он был для тебя, пока до меня не дошло. Я думала, что ты влюбился в него или что я могла бы помочь тебе завести друга, но, Алекс… Мы постоянно встречаемся со множеством людей. То есть буквально с тысячами! Многие из них идиоты, но еще многие из них – это невероятные, уникальные люди, но я почти никогда не встречала человека, который подходил бы тебе. Ты понимаешь, о чем я?

Она наклоняется вперед и касается своими розовыми ноготками его колена в темно-синих брюках.

– В тебе столько всего, что найти человека, который подходил бы тебе, почти невозможно! Но он подходит тебе, тупица.