Скелет в шкафу - Анна Владимирская

Ростислав Стоян, он же Атос, должен был встретиться с одним львовским галеристом и договориться о выставке картин супруги Эвелины. В настоящее время она находилась со своей выставкой в Лондоне.

Что касается Алексея Поташева, то его расписание было покрыто тайной и он своих планов никому не открывал. Почему он даже от самых близких друзей скрыл, чем, собственно, собирается заниматься эти несколько дней Рождества во Львове? Для того чтобы ответить на этот вопрос, нужно вернуться к празднованию Нового года.

Итак, Новый год друзья праздновали в ресторане Портоса «Вкусно» в таком составе: Портос с женой, Атос с гражданской женой, Арамис с очередной девушкой и д’Артаньян без девушки. Поташеву совсем не хотелось приводить в круг друзей какую-то временную подругу, а потом, расставшись с ней и забыв о ее существовании, еще долго слушать расспросы о бывшей пассии.

Все шло своим чередом. Вкусный праздничный ужин, тосты, поздравления и подарки, торжественный бой курантов, бенгальские огни, дождь конфетти, ленты серпантина, фейерверк и салют. Алексей чувствовал себя вполне комфортно, веселился, пил шампанское, и все было хорошо до того момента, пока владелец ресторана Белогор не объявил о вручении праздничного подарка своим друзьям. Зазвучала мелодия Астора Пьяццоллы «Libertango», и на танцпол ресторана вышла бальная пара. Никогда прежде Поташев не слышал эту музыку, и его не интересовали бальные танцы. Но этот случай был особым.

Танец начинался медленными, тягучими, какими-то кошачьими движениями. Женщина была одета в алое платье, а ее партнер – в черную атласную рубашку и брюки из плотной ткани. По мере нарастания ритма рисунок танца становился все динамичнее. Казалось, что не женщина танцует с партнером, а огонек пламени вьется вокруг темного дерева. По пластике движений либертанго напоминало военное наступление, неотвратимое и беспощадное. Но в какой-то момент кружения, в секунду мелькания алых каскадов широкой юбки, женщина взяла голову мужчины в свои руки, и Поташеву показалось, что вот сейчас она его поцелует, – но нет, она ускользнула. А партнер, словно обидевшись на нее, оттолкнул женщину, и они разошлись в танце, и каждый попытался танцевать отдельно – она, похожая на бушующее пламя со своими алыми полотнами, и он, как черный сухой хворост, со скупыми резкими движениями, подчеркивавшими одиночество. Но вот они вновь сошлись, соединились. И она обвилась вокруг него, все ее пламенное тело, вся страсть, и нежность, и любовь – все стало так очевидно. А он, сухой хворост, только и ждал этого огня, вспыхнувшего между ними. Это ало-черное бесконечное кружение, и эта невероятная музыка, растворявшаяся в крови и возбуждающая, точно вино…

Поташев вышел из-за стола, сославшись на головную боль, и, усевшись в свою машину, помчался по пустым улицам в единственное место, которое, как он понял теперь с предельной ясностью, было невероятно важным для него, – к дому Лизы.

Еще в Венеции они обменялись адресами, и он записал его в телефон. Теперь он сидел в своем джипе и смотрел на темные окна в квартире своей бывшей возлюбленной: «Конечно, она встречает Новый год в какой-нибудь большой компании. Там много мужчин, которые любуются ею, и наверняка она пришла на праздник не одна, а с каким-нибудь субъектом, который ухаживает за ней!»

Он сидел в своем белом джипе, злился на себя, на свою глупость. «Почему я не решился пригласить ее на встречу Нового года в ресторан к Портосу? Почему я упорно отгонял эту мысль, когда она начинала брезжить в предпраздничной суете? Ведь в последнее время, когда она мне звонила по поводу этих картин, этих подделок, которые накупила Марта Топчий, разговор с ней был мне неизъяснимо приятен. Но я с ослиным упорством не хотел признать тот факт, что я ее люблю! И она единственная женщина, роман с которой я помню во всех деталях. Единственная, о ком я так часто думаю. До сих пор я пытался затолкать подальше свои чувства к ней. Я забаррикадировался работой, я прикрылся друзьями, я крутил интрижки со всеми женщинами, какие видели во мне сексуальный объект. Господи, чего я только не делал, лишь бы не вспоминать, не тосковать, не думать о ней. Временами у меня даже получалось. Когда было слишком много работы или когда нужно было решать текущие проблемы. Но все равно, на краю сознания, перед сном, во сне или утром, передо мной вставало ее милое лицо, и ничего с этим поделать было нельзя…»

Не придумав ничего лучше, Алексей написал Лизе поздравительную sms’ку и поехал домой. Дома он встал под душ, после душа сразу лег в постель и заснул как убитый. Ему приснилась Лиза, она танцевала либертанго в алом платье.

* * *

А в это время Лизавета Раневская встречала Новый год в кругу близких людей. На бывшей даче, ставшей теперь благоустроенным загородным домиком, собралась компания из четырех человек и одной собаки. Мама и папа Раневские, сама Лиза, Игорь Сидоров и такса Агата наслаждались семейным праздником.

Агата – чуткая девочка, тактичная и вместе с тем игривая, прекрасно понимала, что в доме праздник, и потому ни на минуту не позволила членам своей стаи ощутить одиночество. Она, как обычно, изобразила воротничок на шее Лизы, затем перебралась к папе и маме по очереди, а затем посмотрела на Игоря, дескать, разрешаешь? Он протянул к ней руку. Нужно отдать должное доктору, который во всем стремился к чистоте и стерильности: никто даже не заметил той работы над собой, какую проделал хирург. Такса была первой собакой, получившей доступ к телу Сидорова. И она тут же вскарабкалась к нему на шею.

– Знаешь, Агата! Перед тобой совершенно невозможно устоять! – повернул к ней свое лицо обычно невозмутимый хирург. – Эта шелковая такса заключает в себе значительно больше собачьих качеств, чем может поместиться в ее маленьком теле! – пошутил он, и семья заулыбалась.

Потому что таксочка была явным барометром симпатий внутри этой маленькой компании. После вкусных салатов, отбивных и картофельного пюре, после солений собственного приготовления, пирогов и холодца – изобилие новогодней трапезы уступило место части развлекательной. Родители подготовили настоящий домашний «капустник», в котором полноценным участником была и Агата. Гвоздем программы стала пародия на передачу «Давай поженимся», где любимую актрису Ларису Гузееву замечательно изображала Маргарита Николаевна. Она сыпала фразочками ведущей брачного шоу, а зрители покатывались со смеху.

– Если бы я увидела Брэда Питта, я бы тоже вела себя, как идиотка!

– «Замужем» не значит «мертвая»!

– У тебя ноги уже кончились, а платье еще не началось!

– Думала оргазм, а оказалось – астма.

– …и принц где-то начесывает хвост белого коня и к вам не торопится…

– Ох! И помотало же тебя по чужим кроватям!

Лиза, у которой от смеха потекла тушь, взмолилась:

– Мама! Остановись, а то я описаюсь сейчас!

Очень довольная произведенным эффектом, Маргарита Николаевна сообщила голосом конферансье:

– А теперь, дети мои, танцы до и после упаду!

Настроение у всех было отличное, и поэтому танцевали задорно-быстрые и медленные танцы, меняясь партнерами.