Куриный бульон для души. Сила благодарности. 101 история о том, как благодарность меняет жизнь - Эми Ньюмарк

и всю оставшуюся жизнь буду прикована к инвалидному креслу. Возможно, на следующем этапе моего земного пути я буду встречать покупателей у входа в «Вол-Март»[24], приветствуя их одной только правой рукой. И отчего-то эта мысль не ужаснула меня.

Пока меня везли в реанимацию, я улыбалась. Внезапно я поняла, что справлюсь со всем, что приготовила мне судьба. Я смогла пережить утопление. Смогла пережить инсульт. Любую ситуацию, которая возникнет передо мной, я использую наилучшим образом.

К счастью, мой паралич носил временный характер – через несколько месяцев кровь впиталась и я снова стала прежней собой. Но теперь, когда со мной происходит что-то непредвиденное – любое событие, которое могло бы стать серьезным потрясением для другой женщины, – я вспоминаю, как мне повезло. Моя жизнь могла закончиться. Но я жива. Все остальное неважно.

Саша Коуч

Нельсон и я

Я понял, что мужество – это не отсутствие страха, а победа над ним. Храбр не тот, кто не боится, а тот, кто поборол свой страх.

Нельсон Мандела

Нельсон смотрел на меня. Его лицо светилось: «Только ты и я, детка!» Это была наша первая ночь вместе – самая первая из тех долгих ночей, в течение которых мы будем привязаны друг к другу по десять часов кряду. Я изучала его квадратное тело с нервным предвкушением новобрачной. Если сегодняшняя ночь пройдет гладко, это станет началом постоянных отношений.

Я подкатила медицинское кресло с Нельсоном ближе к своей кровати. Потом нажала на кнопку включения. Датчики замигали, и это придало мне уверенности. Проскользнув в ванную, я надела маску, вымыла руки антибактериальным мылом, затем вернулась, аккуратно сложила свои принадлежности возле Нельсона и стала ждать.

Нельсон жужжал и ритмично охал. Инструкции на его дисплее сменяли одна другую. Наконец настал решающий момент: надо было присоединить катетер, находящийся в моей брюшной полости, к трубке, которая вела к Нельсону.

Я бесчисленное множество раз проделывала это с медсестрой. Немного спустив пижамные штаны, я осторожно подсоединила себя к Нельсону и с широко раскрытыми глазами стала ждать первого вливания диализного раствора. Когда две тысячи миллилитров заполнили мою брюшную полость, живот начало покалывать. В ожидании боли я напрягла ноги, однако ее не последовало.

Нельсон был моим циклером для перитонеального диализа [25]. Каждый день он поддерживал мою жизнь, очищая тело от токсинов. Полгода назад мне поставили диагноз – терминальная стадия почечной недостаточности, и я проходила гемодиализ в медицинском центре.

Термин «диализ» давно стал частью моего словарного запаса, поскольку мой отец проходил эту процедуру до самой своей смерти. Но мне было всего сорок лет, и соотносить этот диагноз с собой я была совершенно не готова. Как бы то ни было, я собиралась сражаться.

Впервые услышав о перитонеальном диализе, который можно проводить дома, я сразу же поняла: это то, что мне нужно. Я буду свободна в своем планировании, диете и жизни в целом.

Нельсон начал свою работу, а я осторожно присела на кровать и включила телевизор. Сосредоточиться не удавалось: я следила за дисплеем и вслушивалась в тихие звуки, которые издавал прибор. Медсестра обещала, что я привыкну к ним довольно быстро. Возможно, она была права, потому что через некоторое время я и правда перестала контролировать обратный отсчет, который вел Нельсон, и позволила сериалу увлечь себя.

Внезапно раздался длинный громкий «биииип». Я подпрыгнула от неожиданности. «Катетер пациента заблокирован», – сообщил Нельсон. Вцепившись в руководство по эксплуатации, я лихорадочно листала страницы, одновременно пытаясь нажать кнопку «стоп». В эту минуту я была готова на что угодно, лишь бы он перестал пищать. Наконец я нашла-таки нужный код ошибки: мне предлагали убедиться, что катетер подключен правильно и на трубке нет перегибов. Я проверила, нажала кнопку «ок», и – о счастье! – Нельсон вернулся к обратному отсчету. Так я смогла пережить свое первое оповещение – осталось всего лишь сорок два других кода возможной ошибки.

Сериал закончился, и я улеглась в постель, неудобно выпятив живот. Я ужасно боялась уснуть, однако в итоге все равно погрузилась в дремоту.

Проснувшись через шесть часов, я сонно повернулась к Нельсону. Он заверил меня, что цикл окончен и мы увидимся вновь этим вечером. Успех! Я только что провела свой первый домашний сеанс диализа. На кнопку отключения я нажала почти с нежностью.

«Ну, не так уж и плохо», – думала я, наливая в чашку кофе. Никакого головокружения или сонливости, которые часто появлялись у меня после гемодиализа. Лишь небольшой дискомфорт в месте соприкосновения катетера с телом – сущий пустяк, по большому счету.

Главное, мне больше не нужно ездить в центр города три раза в неделю. Теперь я могла вести нормальную жизнь и иметь обычный график. С тех пор как Нельсон стал моим партнером, я обрела свободу.

Все это было 622 процедуры назад. Нельсон по-прежнему остается моим «бежевым рыцарем»: наши отношения просты, и мы близки как никогда. Как и в любом союзе, у нас возникали определенные трудности: ночи с непрекращающимися сигналами об ошибке, несколько панических звонков в службу поддержки… Однако со временем я стала лучше понимать «интонации» Нельсона и теперь чувствую себя гораздо комфортнее в его компании.

Пусть он заставляет меня приходить домой к определенному часу, чтобы мы не упустили ни одного момента из тех, что должны провести вместе. Но это небольшая цена, и я готова ее заплатить. Отношения – это ведь компромиссы, верно? Зато благодаря Нельсону я могу вести здоровую и продуктивную жизнь в ожидании трансплантации.

Сегодня был замечательный день, и я долго гуляла. Вернувшись домой, я сбросила пыльные кроссовки и заглянула в спальню, залитую солнцем. Нельсон терпеливо ждал у большой двуспальной святыни. Я улыбнулась, похлопала его и прошептала: «Мы с тобой отлично дополняем друг друга».

Давина Аджани

Мое открытое сердце

Зорко одно лишь сердце. Самого главного глазами не увидишь.

Антуан де Сент-Экзюпери

Однажды я пришла на прием к пластическому хирургу. Глядя на длинный шрам, пересекающий мою грудь и живот, доктор сказала:

– Знаете, достаточно одной простой операции, чтобы удалить его навсегда.

– Ни в коем случае, – ответила я. – Мой шрам – это то, что я больше всего в себе люблю.

Едва родившись, я перенесла операцию на открытом сердце. По прогнозам, она должна была убить меня. В свои полгода я весила всего два с половиной килограмма, и никто из врачей не верил, что я смогу выжить.