Пятьдесят три письма моему любимому - Лейла Аттар

Я прижалась к нему, чтобы не дать этим простым, естественным желаниям встать между нами. Желаниям, которые рождались и умирали лишь в этих четырех стенах.

– Ты приедешь в том месяце на барбекю к Джейн? – спросила я.

– На следующих выходных я буду в Нью-Йорке, – он подвинулся и повернулся на бок.

Я ощутила прилив нежности – взъерошенные волосы, сонная нега в глазах, внимательный, задумчивый взгляд, которым он смотрел на меня.

– Мне так нравится твое лицо после секса, – сказала я, обводя пальцем контур его лица.

– Да? – Он притянул меня ближе, и я ощутила его движение. – А как тебе мое лицо перед сексом?

– Но мы только… Ты только…

– Заткнись и поцелуй меня, Свекла.

То, что началось мягко и нежно, скоро стало жадным.

– Господи, как мне нравится твой вкус, – сказал он. – Ты такая мокрая, а твой клит… – Он лизнул меня долгим, мягким движением, а потом переключился на целую очередь быстрых резких касаний.

– Он так набухает. – Прижав язык к узлу пульсирующих нервов, он скользил по нему влажными мягкими кругами.

От его ярких, нескрываемых восторгов во мне вспыхнуло желание. Я начала вращать бедрами, пытаясь сбросить напряжение. Он подхватил меня снизу и приподнял, усилив атаку на мои чувства.

Мои пальцы вцепились в простыни.

– Подожди, – приглушенно попросил он, ловя мой взгляд.

Когда он просунул в меня палец, я откинула голову, не в силах смотреть на него.

– Смотри, – он скользнул по мне всем телом. – Смотри на меня, когда я тебя беру.

Он успел натянуть презерватив, раскрыл меня и погрузился в самую глубину. С его губ сорвался сдавленный крик, когда он вошел в мою жаждущую влажность. Я вцепилась в его плечи, а он вышел из меня почти целиком и снова вонзился обратно.

– Как хорошо, – глядя на меня, он шире раскрыл глаза.

Он погружался неспешно, ритмично, разогревая меня, пока я не начала сжимать бедра, подчиняясь этой всеохватной жажде. Он стиснул мои бедра и начал двигаться все резче и резче.

– Кончи вместе со мной, – сказал он. – Шейда, кончи со мной.

– Не могу.

– Можешь. Вот так… – Он переместился за меня и прижал меня спиной к своей груди так, что мы оба лежали теперь на боку. – Вот. – Он снова скользнул в меня. – Жми, детка.

Я скрестила ноги и начала сжимать бедра долгими, медленными рывками. Это было совсем новое ощущение, когда он оставался во мне, оно было полнее, сильнее, но я нашла свой ритм, а глубокие, утробные звуки, вырывающиеся из Троя, только возбуждали меня. Выгнув спину, я отпрянула от него.

– Погоди. Замри. – Он втянул воздух, пытаясь сдержаться. – Сначала ты. – И его руки сжали мои бедра.

Я предалась своим ощущениям, доводя наслаждение до предела. Он обхватил меня руками, и я кончила, сильно, глубоко, вращаясь где-то между двумя мирами – его восхитительной твердостью и пульсирующим бутоном жажды.

Он прикусил мне мочку уха и издал стон, от которого я только теснее сжалась вокруг него.

– Я поймал тебя. – Он прижал меня к себе и резкими, быстрыми рывками предался собственной страсти.

Мы рухнули друг возле друга. Я закрыла глаза, понимая, что никогда в жизни не ощущала себя настолько близко с кем бы то ни было, и это так неправильно, это просто убивало меня.

– Шейда?

Я не хотела смотреть на него. Он обнял меня и дал мне выплакаться на своей груди. Никаких вопросов, только нежные пальцы, ласкающие мои волосы. Шли минуты, но мы оставались на месте, прижавшись друг к другу.

– Я рад, что тебе не надо убегать, – сказал он.

– Я тоже, – ответила я, чертя пальцем кружки по его груди.

– Я сейчас. – Извинившись, он вышел в ванную.

Когда он вернулся, я сидела, завернутая в простыню, и красила ногти на ногах.

– Что это за цвет? – спросил он.

– Это… – Я повернула пузырек и прочла название. – «Вспышка».

– Мне нравится.

– Оттенок?

– Оттенок на тебе очень сексуален, но мне нравится сам факт, что вы, женщины, никогда не скажете просто красный. Это будет клубнично-красный, или леденцово-красный, или красный хабанеро.

– А мне нравится, что у вас, мальчиков, всегда все про еду. Клубника, леденцы, хабанеро. Мне кажется, что названия больше относятся к чувствам и ощущениям.

– А, то есть – вспышка, всполох, верхом…

– Верхом? – рассмеялась я. – Но это же не чувство. Это позиция, Мистер-Одна-Мысль.

– Ну не всегда. Только время от времени. – Он растянулся возле меня на животе. – Дай сюда ногу.

– Ты делал это раньше или у меня будут кляксы на ногтях?

– Тебе придется просто довериться мне.

Но, как выяснилось, у него была на удивление твердая рука. Он точно и внимательно наносил тонкие полоски яркой краски. Трой Хитгейт, красящий мне ногти, словно они были центром Вселенной.

– Что? – спросил он, когда я хихикнула.

– Не отвлекайся, – ответила я, хотя мне страшно хотелось зацеловать его.

– Вот, – он выпрямился, гордясь делом своих рук.

– Неплохо, – я вытянула ноги и пошевелила пальчиками. – В тебе скрывался талант.

– Во мне много скрытых талантов. – Поставив мои ноги себе на грудь, он подул на пальцы, да так, что мне захотелось поджать их.

– Пойдем, посидим на балконе, – предложила я.

Оттуда тоже можно посмотреть на мир.

– Не так быстро. – Он принес из ванной халаты и помог мне надеть тот, на котором была надпись: «Она». Потом, подхватив на руки, отнес меня в огромный шезлонг. – Мы же не хотим испортить ногти.

– Так ты меня избалуешь, – сказала я.

Он чмокнул меня в нос и сел возле меня. Перед нами расстилалась сияющая гладь озера.

– Ты всегда заказываешь этот номер?

– Я всегда заказываю лучшее, – ответил он без малейшей тени самолюбования. – Иди посиди со мной.

Я примостилась с ним рядом. Похоже, мы просто не могли не касаться друг друга.

– Теперь я какое-то время тебя не увижу, – сказала я.

– Нет?

– У детей летние каникулы, и Хафиз тоже берет отпуск.

Мы смотрели, как чайки ныряют с высоты в воду, а над озером развеваются лодочные паруса.

– Трой?

– Хм-м-м?

– Не думай, что я не заметила.

– Чего не заметила?

– Что сегодня не было никаких красных презервативов.

– Больше никогда. – Он прищурил глаза.