Выбор - Элис Райт

в теле. Только уже от его слов, а не от щекотания моего уха.

— Благодарю. Просто я… Не опытная в таких вещах. Но всё, что я знаю о сексе — это то, что он опасный и мне нельзя им заниматься, — призналась ему.

— Нельзя? Почему? — поднял на меня глаза.

— Потому, — пожала плечами.

А потом задумалась. Я столько раз получала дубинкой за то, чего не делала. Столько раз не понимала, за что так со мной. Столько раз рыдала из-за несправедливости обвинений. Мой отец ведь даже доктора домой приводил, который проверял мою девственность! Когда ему сказали, что я все ещё невинна, то он, разумеется, и не подумал извиниться за избиения.

— Это всё объяснило сейчас, — улыбнулся Трэвис на мой многозначительный ответ.

— Я не могу всего тебе рассказать. Возможно, когда-нибудь я решусь на секс, — призналась ему.

А в следующее мгновение меня осенило ужасным откровением. А когда я смогу, если отец сказал, что через месяц моя учёба навсегда закончится?! Он посадит меня дома и не видать мне ни второго курса, ни университета, ни работы, ничего. Перестав жевать, я посмотрела на Трэвиса. Моя жизнь закончится буквально через три недели. Кусок застрял в горле.

Всю неделю после последнего избиения, я старалась не анализировать произошедшее. Но сейчас меня придавило этим осознанием. У меня осталось около трёх недель относительной свободы. Слёзы мгновенно обожгли глаза.

— Эй, Волчонок, что случилось? — обеспокоено спросил Трэвис, положив последний кусок обратно в коробку.

— Не могу… — прошептала я, закрыв глаза.

Я правда не могла рассказать ему всей правды. Но мне стало так больно сейчас. Так пусто внутри и одиноко. Совсем скоро мой мир из небольшого превратится в крошечный, ограниченный стенами нашего дома. Я не смогу никуда выйти и буду сидеть, как мама, дома.

— Джойс, посмотри на меня, — низким голосом произнёс Трэвис. Открыла глаза и увидела его обеспокоенный взгляд. Он молча убрал коробку с колен и протянул обе руки ко мне. — Иди сюда, Волчонок. Как говорит Джастин: «Обнимашки лучшее лекарство от всего», — улыбнулся мне.

Отставила пустую коробку из-под наггетсов, которые съела и не успела даже этого заметить, и подползла к нему. Он аккуратно приобнял меня и отодвинулся обратно к стене, выпрямил ноги и усадил меня между них. Спиной уткнулась в его грудь.

— Если хочешь поплакать, то плачь. Выпусти то, что так тебя терзает, — прошептал он, уткнувшись носом в мои волосы. Почувствовала его горячее дыхание. Его объятия были крепкими, но аккуратными. Меня словно одеялом укутало. — Если хочешь поговорить, то говори. Если хочешь что-то спросить, то спрашивай, — нагнувшись к моему уху, прошептал. — Если хочешь помолчать, то помолчим. Если хочешь ещё есть, то только скажи. Только не замыкайся в себе сейчас, — его дыхание защекотало моё ухо и по телу стремительно промчалась дрожь. Как в гараже. Мне вдруг стало жарко. — Я весь в твоём распоряжении, Волчонок. Я готов сделать всё, что ты захочешь. Только не закрывайся от меня, — задел губами ухо, и я судорожно всхлипнула. Слёзы куда-то делись, плакать точно больше не хотелось. — Просто скажи, что ты хочешь. И мы это сделаем. Только не прячься от меня, — его губы прошлись по моему уху, едва касаясь. Словно пёрышком провели, дразня и завлекая. Волоски на теле встали дыбом. Внизу живота опять что-то скрутило и заныло. Руки Трэвиса лежали на моём животе. Большим пальцем он аккуратно поглаживал мой топ под рубашкой. — Скажи мне, Волчонок, чего ты хочешь, — провёл носом по уху.

А я невольно откинула голову на его плечо. Тогда Трэвис легонько провёл своей щетиной по моей щеке, потом еле заметно поцеловал мочку уха одними губами.

Мне показалось, что на мой живот положили груз весом в тонну. Притом груз был горячим. Всё тело словно ожило от его невесомых прикосновений.

— От твоих прикосновений у меня мурашки бегают, — выдохнула я, не зная, что ещё сказать.

— Тебе нравится? Мне продолжать? — шёпотом спросил, задевая моё ухо.

— Нравится. Если хочешь, то можешь продолжать, — язык еле ворочался во рту, а перед глазами образовался туман.

— Хочу, — ответил он, сильнее обхватив губами мочку уха.

Закрыла глаза от нахлынувших ощущений. Это было похоже на парение. То, что и говорил Трэвис про секс. Но мы сейчас были в одежде! Значит, Трэвис не обманул меня. Секс точно не такой опасный, как мне говорил отец. Это в свою очередь натолкнуло меня на совершенно дикую мысль. Совершенно необузданную, возможно, необдуманную как следует. Я захотела в первый и последний раз перед тем, как моя клетка захлопнется, узнать за что я всё время получала оскорбления и избиения. Я хотела знать, от чего меня так ограждали. От чего буквально дубинкой гнали. Больше такой возможности могло не представиться за эти три недели.

— Трэвис… — прошептала я, собираясь с духом.

— М? — промычал он, посылая вибрацию по моей коже.

Губами нежно поцеловал кончик уха. Меня начало трясти. Тогда он сильнее прижал к себе, и я ощутила нечто сильно упирающееся мне в спину. Очевидно, он был возбуждён. Хоть это я понимала, будучи Маугли.

— Я помню ты говорил, что не связываешься с девственницами. Но… У меня может больше не будет такой возможности, как эта… Обещаю, я не буду примерять твою фамилию на себя и давать имена нашим несуществующим будущим детям. Обещаю, не буду преследовать тебя. Обещаю, не буду донимать тебя и строчить смс, — на одном дыхании, зажмурившись, лепетала я.

— Волчонок, ты хочешь, чтобы я был первым у тебя? — прямо спросил он, щекоча мою щёку своей щетиной.

— Да, — выдохнула я.

— Есть одна проблема, — прошептал он, проведя щетиной от подбородка до уха.

— Какая? — просипела я, неосознанно подставляя лицо под его ласку.

— Я обещал, что не трону тебя, — ответил он, вновь поцеловав мочку уха. — Поэтому ты должна мне позволить трогать тебя везде, где я захочу. А я хочу трогать тебя абсолютно везде.

Я чуть не застонала от его признания. Мой мозг отключился. Здесь Трэвис тоже не обманул.

— Пожалуйста, трогай меня везде, где хочешь. Только с одним условием, — вдруг реальность ворвалась в мой затуманенный мозг.

— Каким?

— Я не буду полностью раздеваться, и ты выключишь верхний свет, — прошептала я, напрягшись.

— А можно совсем без света, но ты будешь полностью обнажённая? А потом оденешься, если ты стесняешься, — рука на моём животе пришла в движение. Он аккуратно поглаживал мой живот.

— Если совсем-совсем без света и ты пообещаешь, что не включишь его внезапно, то можно.

— Обещаю, Волчонок. Без твоего ведома я вообще сегодня ничего не сделаю.