Александр Блок - Владимир Новиков

Двадцать третьего августа Белый устремляется в Петербург. Новая встреча оттягивается, поскольку у Блоков — переезд. Они покидают Казармы и нанимают себе первую отдельную квартиру на Петроградской стороне. Лишь 29 августа Белый получает от Любови Дмитриевны приглашение на завтра, «только на часок, среди дня» (с припиской Блока, по обыкновению). Приходит, выслушивает «приговор», на обратном пути, глядя на воду, помышляет о том, чтобы утром свести счеты с жизнью: сесть в лодку — и прыгнуть в середине Невы. За ночь меняет решение: «…самоубийство, как и убийство, есть гадость».

Седьмого сентября он приглашен к Блокам по новому адресу, на Лахтинскую улицу. Принимается решение – расстаться на год. Как запомнилось Белому, Любовь Дмитриевна советует ехать в Италию – «к солнцу, к здоровью, к искусству». 20 сентября он едет за границу, но — в Мюнхен.

Блок с Любовью Дмитриевной увлеклись сценической алхимией давно: вспомним, как они добывали вещество театральности в своем бобловском театре. Спектакли любительские, но частица вещества была подлинная — судя по дальнейшей жизни исполнителей.

«Весь мир — театр. В нем женщины, мужчины — все актеры». Расхожий афоризм, вырванный из шекспировской комедии «Как вам это понравится». Его повторяют автоматически как ходячую истину — между тем как это все-таки гипербола, сильное преувеличение. Театральность в реальной жизни имеет двойственную природу. Есть игра-ложь, то есть притворство, лицемерие, обман, коварство. А есть игра-правда, то есть подчеркнутое, утрированное самовыражение, рискованная искренность, неуместная и порой даже нелепая в обыденных ситуациях.

Символ абсолютной театральности — Гамлет, который если и прибегает к игровому обману, притворяясь безумным, то лишь для того, чтобы полнее проявить себя и понять мир. Гамлет для Блока с юных лет — духовный спутник, модель, по которой он лепит свой облик, строит поведение.

Бывают культурные эпохи, когда театральность концентрируется, игровое начало проникает в стихи, в прозу, в стиль общения. Таков период, который потом станут называть Серебряным веком. Николай Евреинов, драматург, историк, режиссер, а главное — занятнейший человек, подлинный артист в реальной жизни, выразит игровой дух времени в своих дерзких концептуальных трактатах «Театр как таковой» и «Театр для себя». Евреинов опишет вещество театральности, присутствующее во всех человеческих отношениях.

С осени 1906 года театр — во всех смыслах этого слова — заполняет жизнь Блока. Затея Чулкова с театром «Факелы», который хотели открыть «Балаганчиком», не удалась, но за постановку возьмется Всеволод Мейерхольд в театре Комиссаржевской. Это будет уже в декабре, а пока в репетиционном зале театра, на Английском проспекте, начинаются «субботы», на которых актеры общаются с поэтами и художниками. На первой из «суббот» выступают Сологуб, Кузмин, Блок, Городецкий. А на второй, 14 октября, Блок читает свою пьесу «Король на площади». Летом в Шахматове был написан ее черновой, прозаический вариант, а осенью некоторые монологи и диалоги переделаны в стихи.

«Король на площади» приходится по душе — и театру, и собравшимся на «субботу» гостям. Решают ставить, но — цензурный запрет: при всех мистических туманностях в пьесе видят политику. Та же участь постигнет потом и лирическую драму «Незнакомка», законченную 11 ноября. Ей не везет по другой причине: в имени Мария, которое выбирает для себя на Земле упавшая с неба звезда, узрят намек на Богородицу. Действительно, имя выбрано не без умысла, но оно соотносимо с Девой Марией не больше, чем с Марией Магдалиной: недаром два эпиграфа из Достоевского отсылают к портрету Настасьи Филипповны — страдающей грешницы. Весь спектр женственности имеется в виду. Потом заговорят о трансформации Прекрасной Дамы в Незнакомку в мире Блока. Как всякое общее место, это в основном верно, добавим лишь, что символ «Незнакомка» — шире. Он не только противопоставлен Прекрасной Даме, но и включает ее в себя.

Драма «Незнакомка» по сравнению с «Королем на площади» — гораздо проще и в то же время глубже. Здесь авторская мысль ни разу не высказывается прямо — она трижды разыгрывается на разных уровнях. «Три видения» — так сперва и назвал Блок эту пьесу.

Сначала в уличном кабачке Поэт произносит вдохновенный монолог о Незнакомке. Обстановка прозаичная, но поэзия живет и здесь. Некий семинарист с восторгом рассказывает собутыльникам о поразившей его сердце танцовщице, те обзывают его «мичтателем». Один пьяница похож на драматурга Гауптмана, а другой, произносящий обрывки философичных фраз, — на поэта Верлена.

Во втором видении «яркая и тяжелая звезда» скатывается с неба и, обернувшись «прекрасной женщиной» в черном, идет по мосту. Но на земле она становится добычей некоего пошлого господина, и ее падение (смысл слова здесь раздваивается) оплакивают вместе Звездочет и Поэт. Наконец, в третьем видении действие переносится в гостиную, где собралось приличное салонное общество, чтобы слушать стихи все того же Поэта. Разговоры, идущие между гостями, неожиданно оказываются очень похожими на речи завсегдатаев кабачка в начале пьесы. (Философская ирония в сочетании с изобретательным юмором здесь очень напоминает «Балаганчик».) Незваной гостьей является Незнакомка, но вскоре, приблизившись к занавеси окна, она исчезает. Вероятно, возвращается туда, откуда ненадолго приходила на землю.

«Видения» не просто следуют друг за другом, они выстраиваются по вертикали: от кабачка на углу Геслеровского проезда и Большой Зелениной улицы — до неба. Читатель, зритель, следя за действием, проникаясь речевым ритмом, физически ощущает движение ввысь. Пьеса по сути — о реальности идеала, о наличии в жизни высшего смысла. И смысл этот часто гнездится в «низах», будучи ведом самым простым людям не меньше, чем образованной публике. Спустя сто лет пьеса звучит свежо и современно — и в главном и в мелочах. Даже шутка в написании слова «мичтатель» предвосхищает молодежный орфографический юмор начала XXI столетия.

Понятно, что пьеса «Незнакомка» выросла из одноименного стихотворения (что было в первой редакции подчеркнуто и эпиграфом — строфой «И веют древними поверьями…»). При этом в описании героини есть такая примета: «с удивленным взором расширенных глаз». Это уже напоминает стихи следующего блоковского цикла и их вдохновительницу — Наталью Николаевну Волохову, актрису театра Комиссаржевской.

Ее облик описан в мемуарной литературе неоднократно, приведем словесный портрет из книги М. А. Бекетовой: «Высокий тонкий стан, бледное лицо, тонкие черты, черные волосы и глаза, именно „крылатые”, черные, широко открытые „маки злых очей”. И еще поразительна была улыбка, сверкавшая белизной зубов, какая-то торжествующая, победоносная улыбка».

Наверное, права Аврил Пайман, считающая, что в ситуации, сложившейся той осенью, «Блоку необходима была новая страсть» и что «влюбленность поэта носила … явно литературный характер». (Кстати, английская исследовательница опирается не только на письменные источники, но и на собственную личную беседу с Натальей Волоховой в 1960 году; актриса умерла в 1966 году.)

Реальная история отношений Блока и Волоховой известна по подробным воспоминаниям актрисы Валентины Петровны Веригиной и по довольно лаконичному рассказу самой Волоховой «Земля в снегу», опубликованному в 1961 году в «Ученых записках Тартуского университета».