Танцы с саквояжем вуду - Роберт Рэнкин

Кое— кто говорит, что Рун посвятил остаток своей жизни, пытаясь-таки его вывести. Но другие, кто осведомлен лучше и присутствовал на лекции, утверждают, что он отходил седые бороды увесистой дубинкой, прежде чем пойти выпить.

Кружку доброго старого английского пива, наверное.

«Веселого садовника» я проигнорировал. А вы что думали? Неужели вы решили, что я прямиком угожу в ловушку?

Все— таки решили? Стыдитесь!

Я придумал собственный бар. Назвал его «У Роба», поставил себя за стойку и наполнил людьми, которых хотел видеть.

Капитан Фракас играл в домино с Сальвадором Дали, Мортиша болтала с Мадонной, Хьюго Рун спорил с Эйнштейном, Оскар Уайльд выходил из мужского туалета, а Джон Холмс Долговязый — из женского.

Я отхлебнул доброго старого английского пива, налил кружечку Джими Хендриксу и улыбнулся присутствующим. Все непринужденно болтали, не стесняясь друг друга. Богатым да знаменитым раскованности не занимать. Я уже собирался обслужить Боба Дилана (барда, а не его тезку-кретина), когда мне пришлось выйти из-за стойки, чтобы выгнать Дэвида Боуи, которого я не приглашал.

Я вернулся в бар, обслужил Боба и ударил деревянным молотком по стойке.

— Дамы и господа, — сказал я. — Могу я попросить минуту вашего внимания?

Гул голосов не утих. Меня проигнорировали.

— Дамы и господа, прошу вас. Гул не утихал.

— Пожалуйста! Прошу вас! Пожалуйста! И по стойке: бах! бах! бах!

Гул утих. Головы повернулись в мою сторону.

— Спасибо, — поблагодарил я. — Вы, наверное, хотите знать, зачем я вас всех здесь собрал?

Я смотрел на них, они смотрели на меня.

— На всякий случай, если вы все-таки хотите знать…

Гул возобновился с новой силой.

— Прекратите! — я с размаху ударил молотком по стойке. — Я собрал вас здесь, потому что восхищаюсь вашим прошлым и ценю ваше…

Ко мне подошел Крис Юбэнк и что-то вручил.

— Что это? — спросил я.

— Фотография с автографом, — ответил Крис.

— Большое спасибо, но я хотел не это.

— Вы посмотрите на него! — бросил Крис в зал. — Трепло!

— Ценю ваше мнение, — продолжал я. — Видите ли, каждый из вас в той или иной степени повлиял на мою жизнь. Через свои песни, картины, представления…

— Извините, — перебил меня Хьюго Рун. — А кто вы?

— Я Роб, — сказал я. — И это мой бар. Бар из сновидений.

— А вы знамениты?

— Нет.

— Тогда какой у нас к вам может быть интерес?

— Послушайте, — сказал я. — Вы, конечно, богаты, знамениты и все такое. Но если бы простые люди вроде меня не покупали ваши песни и фильмы, вы бы не были ни богатыми, ни знаменитыми.

— Боюсь, вы не понимаете, — сказал Рун. — Мы богаты и знамениты, потому что мы другие. Мы вожаки стада, мы преобразуем общество, меняем направление его движения.

— Поэтому я и ценю ваше мнение. Я попал в беду. Я застрял здесь, и мне нужна вся возможная помощь, чтобы…

— Да хватит вам, — сказал Рун. — Вы все-таки не понимаете. Вы помните слова Маргарет Тэтчер: «Общества нет. Есть группы индивидуумов».

— Помню, — сказал я.

— Так вот, она не договорила. Она должна была сказать: «Есть группа индивидуумов. И есть остальные. А остальные и есть общество».

— Вы самодовольный идиот, — сказал я.

— Оскорблять гигантов — привилегия карликов.

— Карлик на плечах гиганта видит за двоих.

— Только если ему подставили плечо.

— И вы, конечно, не собираетесь подставить его мне?

— Вы — пешка, — сказал Рун. — Разменная монета. Там, наверху, вас не воспринимают как индивидуума. Только как статиста.

— Вы — бессердечный ублюдок.

— Бессердечность здесь ни при чем.

— Послушайте, вы, — сказал я, — все, здесь собравшиеся. Я болел за вас. Могли бы по крайней мере помочь мне в моей беде.

— Помочь вам? — брови Руна удивленно поползли вверх. — А где были вы, когда в помощи нуждались мы? Взять, например, Кейта Ричардса. — Кейт помахал рукой, и я помахал в ответ. — Где вы были, когда он лечился от героиновой зависимости? Вы хоть раз пришли в больницу, чтобы поменять под ним судно?

— Некоторые поклонники приходили.

— Но не вы.

— Да, лично я не приходил.

— Вы, наверное, один из тех ублюдков, которые втайне радуются, когда кто-нибудь из знаменитых слетит с катушек, окажется в эпицентре скандала или лишится всех своих денег. Вы просто сам не свой от этого. Не продали бы ни одного таблоида, если бы не подобные вам люди, которые наслаждаются проблемами известных людей.

— Мы не…

— Ага! — воскликнул Рун. — Вы сказали «мы»! Вы не индивидуум. Вы один из стада, один из тех, кто покупает таблоиды.

— Я — индивидуум. Но постойте, дайте перевести дух.

— Нет, — сказал Рун. — И не подумаем. Возьмем миссис Мадонну. — Мадонна помахала рукой, и я помахал в ответ. — Представьте, что все пишущие для нее спрашивали бы у нее совета. Возможно, она и давала бы их — она очень внимательный человек, — но у нее просто не хватило бы времени. У нее нет возможности отвечать на все письма. Поэтому она делает то, что делает. Она развлекает миллионы людей, делая их всех счастливыми одновременно.

— Итак, вы мне не поможете? Вы это хотите сказать?

— Мы не можем, — сказал Рун. — Мы вам уже помогли. Вы сами это признали. Каждый из нас в той или иной степени повлиял на вашу жизнь. В этом и заключается наша роль. Посредством наших песен, наших книг или картин. Мы не занимаемся вами лично не от бессердечия. Просто таково положение вещей. Вы меня понимаете?

— Да, — сказал я и уныло кивнул.

— Мы не плохие люди, — сказал Рун.

— Да, я понимаю.

— Таково положение вещей.

— Да-да.

— Каждый должен заниматься своим делом.

— Хорошо, я понял.

— Так устроен мир. Так…

— Я сказал «хорошо»! Не надо теребить рану. Вы мне не поможете, но это не ваша вина.

— Именно, — сказал Рун.

— Тогда можете все проваливать.

— Что? — не понял Рун.

— Проваливайте. Вы мне не нужны.

— Но мы ведь выпиваем и разговариваем, — сказал Рун.

— Теперь это уже не важно.