Год призраков - Джеффри Форд

Швабра трижды прошлась по полу, и три раза мелькнула кроссовка на большой ноге Лу. Он понемногу двигался в сторону каморки с кушеткой. Я вспомнил о перочинном ноже в кармане моего пальто, но оно висело в стенном шкафу в классе Краппа. Наконец Лу подошел к самой двери, перекрыв свет, падавший из кабинета. Хотя сердце у меня бешено колотилось, я услышал, как Лу принюхивается, словно животное. Он распахнул дверь, и, когда его левая нога двинулась в мою сторону, раздался голос миссис Эдвардс:

— Привет, Лу.

Он сделал шаг назад и повернулся.

— Я тут у вас почти закончил, — сказал он и исчез из моего поля зрения.

Я выскочил из-под кушетки и лег на нее, зная, что миссис Эдвардс обязательно проверит, как я тут.

— Ну вот и все, — услышал я голос Лу.

— Спасибо, — поблагодарила фельдшерица.

После Лу дверь в каморку была открыта чуть пошире, чем до того. Выходя из кабинета, он повернул голову и посмотрел в мою сторону, а когда увидел меня, его глаза широко раскрылись. Он помедлил секунду, потом улыбнулся.

Я сказал миссис Эдвардс, что мне уже лучше, и она отправила меня назад в класс. По коридорам я бежал, как скаковая лошадь, но, проходя класс X, замедлил ход. Учитель у доски записывал цифры, и я увидел Мэри, которая сидела рядом с Механическим Крабом и бормотала что-то, закрыв глаза. В этот день я больше не встречал Лу. После занятий я пошел к Мэри и велел ей поторапливаться. Мы быстрым шагом направились к дому. По пути я сообщил ей, что мистер Уайт — это Лу. Мэри кивнула, но ничего не сказала.

После еще одной бессонной ночи мама дала нам в школу сэндвичи с яичным салатом. Когда мы шли в Ист-Лейк, меня окружал их сортирный запах. По словам Джима, той ночью он составил план, но до его воплощения оставался еще целый день. Джим знал, что я вот-вот расскажу все родителям, а пока что обучил Мэри кое-каким приемам карате. Каждый наш шаг был мучительно медленным. Когда мы проходили мимо дома Гриммов, Мэри сказала:

— Я выковыряю ему глаза, как Мо.[56]

— Отлично, — одобрил я.

Когда мы, на грани опоздания, вошли в школу, то увидели Бориса в его мешковатой рубахе и рабочих перчатках. Он орудовал своей шваброй. В вестибюле, кроме его и нас, никого не было.

— Борис, где вы были? — спросил я.

Он прекратил возить шваброй, поднял глаза и пожал плечами.

— Убегал.

Через несколько дней мы узнали, что случилось с Борисом, — мама за обедом пересказала нам слухи, которые дошли до Бабули через соседских старушек. Выяснилось, что кто-то бросил в ящик Бориса письмо и там говорилось, что ему скоро крышка. Борис испугался и решил на время скрыться из города, побывал у двоюродного брата в Мичигане. Полиция начала расследование, но письмо Борис потерял. Сообщая об этом, мама рассмеялась:

— Это наводит на кое-какие мысли. Похоже, у него случился запой.

Ну а Джим после возвращения Бориса стал сомневаться в способностях Мэри. Пусть она во многом другом оказывалась права, но этот единственный провал убедил его, что мы обманываем сами себя.

— Все правильно, мистер Уайт ведь уборщик — вот в его гараже и стоит «Мистер Клин». Барзиту сбила снегоуборочная машина, а Чарли, скорее всего, случайно свалился в озеро. Это все совпадения.

Я согласился, потому что мне тоже хотелось, чтобы это было правдой.

Мэри спросила только:

— Кто послал письмо Борису?

А я так и не задал свой вопрос:

— А как насчет оранжевой бумажки с ленточкой?

Весна, топнув ногой, напугала зиму, и, когда дни стали чуть поярче и потеплее, мы бросили наше расследование. Мои страхи понемногу забывались, ветер больше не выл по ночам, замолчала и антенна. Чарли теперь помалкивал. И мне становилось все проще не замечать его зловещего влажного присутствия за открытой дверцей шкафа.

Мама видела, как они ставили палатки на пустом участке рядом с местом, где она работала в Фармингдейле. За обедом, по пути на Бермуды, мы каждый раз делали крюк, чтобы заглянуть в цирк. В субботу мы наконец-то отправились туда по-настоящему — трое нас, детей, и мама. Она накрасила губы и завила волосы, но все же выглядела бледной в своем бирюзовом платье и зеленом плаще. Ее духи были хуже отравляющего газа.

Мама курила в машине, не опуская окон. Мимо проносились поселки, нос мне щекотал едкий дым. По радио звучал голос Элвиса — «Ты одна сегодня вечером?». Мы проехали мимо колледжа, который вырос посреди необъятного поля, точно город в фантастическом фильме. Джим всегда был рад любой поездке, а Мэри хотела увидеть клоунов. Меня цирк мало интересовал, но я делал вид, что горю желанием попасть туда.

Мы припарковали машину на краю широкого поля. Вокруг была сплошная грязь, и, пока мы шли к палаткам, мама не раз, поднимая ногу для очередного шага, обнаруживала, что ее туфлю засосала земляная жижа. Мы собрались перед стойкой, за которой сидел усатый карлик. На нем был цилиндр и пальто в бело-красную полоску.

Мама заплатила карлику деньги, и он, передавая ей четыре билета, окинул нас сердитым взглядом. Мы стояли под открытым небом, пока с парковки не подошли еще люди. Продав последний билет, карлик встал и поднял мегафон.

— Леди и джентльмены, а также дети всех возрастов.

Мне показалось, что он сказал именно эти слова, однако звуки, вылетавшие из мегафона, были довольно неразборчивы.

— Что он говорит? — спросил Джим.

Мама пожала плечами и бросила в грязь докуренную сигарету.

Разглагольствования карлика продолжались бесконечно. В его руках откуда-то взялась трость, и он время от времени постукивал по столешнице перед собой. Мэри закрыла уши ладонями. Когда карлик наконец закончил, мы медленно, вместе с остальной толпой двинулись мимо него. Оказавшись в лабиринте из множества желтых палаток, я почувствовал, как во мне просыпается интерес, потому что в каждой из них демонстрировался какой-нибудь номер. Снаружи каждой палатки висела красочная афиша, ярко живописующая то, что посетителей ждет внутри. Внутри первой в ряду палатки находилась Милашка Мари — толстуха. На афише была изображена женщина — абсолютно круглая, словно воздушный шар, что надувают на День благодарения. Она сидела на скамеечке и вязала.

— Милашка Мари, — сказал Джим, ткнув пальцем в сторону Мэри.

Та покачала головой и сказала:

— Ты.