Седьмая Казнь - Стивен Ридер Дональдсон

И все же он продолжал спать. Он ворочался во сне, дергал головой, бил кулаками по твердой, словно тюремная стена, поверхности. Он стонал, скрежеща зубами. Но продолжал спать, и, несмотря на попытки убежать от огня, ему снилось, что он горит.

Он бессознательно цеплялся за этот мираж, пока громовой голос не сотряс его до костей. Как гром, как грохот рушащегося мира голос пророкотал:

«ТЕПЕРЬ ты готов?»

Чувствуя жгучий огонь, принц начал освобождаться от морока.

Он не мог открыть глаза. Он спал слишком долго, а солнце было слишком жгучим. Но он понимал, что лежит на чем-то жестком, понимал, что это был камень, камень, изрытый колеями и ямами, древний камень, с которого ветра пустыни уже давно смели всю пыль, весь песок, всю жизнь. Принц покрывался потом, палящий зной словно придавливал его к земле, он чувствовал запах запекшегося песка и понимал, что лежит в пустыне. Он ничего не слышал, кроме шепота далекого ветра, легкого шуршания песка, и знал только, что он совершенно один. Ему не нужно было открывать глаза, чтобы понять, что Элгарта и Кламата увезли от него.

Наконец принц понял, что караван ушел. Его оставили умирать.

Столько обещаний гостеприимства. Его опоили и бросили, потому что он раскрыл свое желание избавить Беллегер от Амики. Он слишком много говорил о заклинателях. Он дал Сету Унгабуэю повод считать себя опасным – или караванщик получил наставления от своих хозяев, или же у него с ними существует соглашение о таких, как принц…

…или его все еще испытывают. Все еще требуют заявить о своей преданности тем, кто хочет владеть им.

И пока принц Бифальт лежал там, на беспощадном камне, под яростным солнцем, ему пришло ужасающе ясное осознание. Разве не обладали силой те заклинатели, чьи голоса призывно звучали в его голове? Конечно, и еще какой. Пусть они сколько угодно насылают Казни. Пусть им расстояние и смерть не преграда. У него тоже есть сила. Он может лежать, где он лежит, и умирать от солнца. Если его враги действительно хотят от него чего-то добиться, пусть сами приходят к нему. А если не придут, он смешает их планы простым отказом двигаться.

К несчастью, то, что он осознал, и в самом деле ужасало. Оно раскрывало слишком многое. Когда принц уверился в том, что его смерть – дело его выбора, он вдруг понял: он не может или не хочет следовать этим путем. У его врагов была и другая сила, другая власть, которой лучше бы у них не было: власть спасти или уничтожить его родину. Он думал о бедственном положении Беллегера. Все его мысли были об этом. Принц легко мог представить, что его противник разочаровался в нем. Он сам был слишком упрям. Если им нужен беллегерец, они могли найти кого-то поуступчивей. Вызывая старшего сына короля Аббатора, они были согласны использовать свою силу – но до какой степени? У принца Бифальта не было никаких догадок на этот счет. Он был уверен только в том, что, если истощит их терпение, ему позволят умирать, где ему будет угодно. В таком случае Беллегер погибнет.

И эти мысли помогли. Принц не мог развернуться спиной к своему отцу и к своему народу. Хотя правда и уязвляла его, он не мог сложить свою ношу. Сама его жизнь была лишь перышком, которое не перевесит нужды Беллегера. Принц слишком хорошо знал, что заклинатели могут сделать со своими жертвами.

Сжав зубы, принц протер от сна и песка глаза. Он перекатился на бок, оттолкнувшись ногой, затем на грудь. Подсунув под себя руки, он оперся о них и, до боли сдирая кожу о твердый камень, поднялся настолько, что смог встать на колени. Тогда, наконец, он открыл глаза.

Понадобилось долгое время, чтобы принц смог проморгаться: глаза раздирало от иссушающей жары. Теперь он мог оглядеться. Вокруг него было именно то, чего он ожидал и боялся. Караванная дорога, правда, немного иная, чем та, которую он помнил: теперь она часто петляла из стороны в сторону. Но камень под ногами был тот же – расчищенный древней силой, изборожденный многочисленными повозками, расколотый и выскобленный железными подковами, стучавшими по нему десятки столетий. С обеих сторон на востоке и на западе высоко вздымались дюны, недоступные, словно баррикады. Над их вершинами играл ветер, но он не приносил утешения в долину. А солнце палило так, что казалось, этого жара было достаточно, чтобы ковать ружейные стволы. Душный воздух дымкой поднимался вверх, придавая небу тусклый серо-коричневый оттенок.

Не осталось ни признака того, что караван Сета Унгабуэя побывал здесь. С юга на север каждая пядь дороги была пуста – ни мусора, ни покрытых копотью от огня камней, ни остатков золы. Караван увез с собой, а может, уничтожил даже отбросы. Не было видно никого, кто наблюдал бы за тем, как принц Бифальт поднимается на колени.

Оружие у него тоже забрали. Не осталось даже кинжала. Исчезли фляжка, сумка с боеприпасами, спальный мешок. Не было ничего, чтобы прикрыть голову.

Был ли он теперь готов? А то как же? Он был готов давать обещания, которые не собирался исполнять. Теперь он не назвал бы бесчестным нарушить слово. Те, кто с такой легкостью призывал и бросал его, не были достойны благородного обращения.

Измотанный этим мерзостным чувством, как и жаждой, и слабостью, принц заставил себя встать. Он не сомневался, что его услышат.

Горло его сильно пересохло и, казалось, не могло издать ни звука. Язык и губы будто закостенели. Но он – принц Бифальт, старший сын короля Аббатора. Он заставил себя говорить.

– Я сдаюсь, – признал он. Даже сам он едва слышал свой собственный тихий хрип. – Я готов. Скажите, чего вы хотите от меня. Я выслушаю вас. Я сделаю то, что смогу.

И, чтобы быть честным с собой, добавил.

– Теперь я готов.

Затем принц снова упал на колени, склонил голову и невозмутимо принялся ждать изнеможения или спасения.

* * *

Принц лежал лицом вниз, неуклюже растянувшись на камнях, сам не осознавая этого, когда вдалеке послышался голос Элгарта.

– Ваше Высочество! – звал гвардеец. – Они говорили, что вы живы, но я не верил…

Высокий песчаный склон заглушил его слова. Затем послышался частый звук копыт скачущего полным галопом по дороге коня. От жары и жажды принц не мог разобрать, идет ли звук с восточной или западной стороны.

С большим усилием приподняв голову, он увидел сквозь дымку знакомые очертания верхового. Всадник, похоже, вел второго коня под уздцы.

– Ваше Высочество! – повторил гвардеец. Он быстро спрыгнул с коня. Он с силой перевернул принца и приподнял его голову. Скосив глаза, принц Бифальт увидел перед собой кожаную фляжку. Запахло водой.

Принц взял фляжку дрожащими руками. С помощью Элгарта он поднес ее ко рту и стал пить сладкую живительную влагу.

Боль во рту и в пересохшем горле проходила, на лбу принца вскоре выступили бусины пота, в это время Элгарт обмахивал его большим квадратным шелковым платком, который потом обернул вокруг головы принца Бифальта. Вода и тень вернули королевского сына к жизни. Это было блаженство.