Джинсы мертвых торчков - Ирвин Уэлш

– «ЭДК»! Но это же не хухры-мухры!

– Правда, только в «Квантовой долине», ранним вечером, и тебе придется подпустить трансового драйва, – говорю с напускной хмуростью.

– Да это ж пиздато! «Квантовая долина» – лучшее пространство на «ЭДК»! Ты просто красавчик, Марк Рентон!

Все дело в управлении ожиданиями.

– Спасибо, – улыбаюсь, и телефон снова звонит.

– Да выруби ты его и иди уже ко мне!

– Не можу, зая, это нежелательно для нас обоих. Если я трахну одного с своих диджеев, придется трахать всех. Это называется «демократия». А я всегда беспонтово выступал по голубым делам. Давай на этом остановимся и обсудим позже, – предлагаю я, как тока телефон перестает звонить.

– Ты же не будешь говорить, что я тебя выебла, только чтобы выбить себе этот сейшен?

– Не мели чепухи: я ж твой директор. Это моя работа – ебут меня, в переносном смысле, а я выбиваю вам сейшена. Если хочешь ебаться с кем-то ради карьеры, ебись с промоутерами, а не с тем, кто и так уже имеет с тебя двадцать процентов.

Эмили плюхается назад, задумавшись над этим, а потом резко вскакивает:

– У меня есть насчет тебя теория, Марк Рентон, – говорит она, с издевкой выгибая бровь. Ну, понеслась: видать, все двадцатилетние телки покупают сумочки с зашитым в подкладку пингвиновским Фрейдом. – В молодости ты стеснялся своих рыжих волос на голове и лобке и тусовался с дружком, который был слегка симпатичнее, может, член у него был побольше, и с девушками он вел себя увереннее… Ну что, права я?

– Очень и ооочень сильно ошибаешься, это явно не про Рентона, зая, – говорю ей, обувая шузы, и тут на телефоне выскакивает имя Больного. – Сай… так. Иду.

– Ты куда? – спрашивает Эмили.

– Вкалывать ради тебя круглые сутки без продыху, – говорю ей, стукая по телефону, и чешу к двери.

Я пригласил Больного на наш концерт. Он приехал и помогает мине щас разрулить управленческую проблему. Системную: надо найти Конраду бабу. С тех пор как я рассчитался с Саймоном Дэвидом Уильямсоном, мы закорешились по интернету. Делимся ссылками на видосы старых групп, новые песни, ржачные новости за сексуальные попадалова и увечья – обычной шибанутой хуйней, которой народ щас обменивается.

Больной ждет в гостиничном холле с эскорт-девицей, которая внимательно изучает чё-то на своей мобиле. Довольно смазливая брюнетка, но с профессиональной каменной твердостью во взгляде. Больной говорит по телефону, пытаясь написать эсэмэску на другом:

– Да, я знаю, что говорил, Вик, но я не ожидал, чё этот пиздюк съебет в Тайланд… Никаких намеков, када он должен вернуться, не отвечает на мейлы и эсэмэски, вышел в офлайн… Да, он хирург, Вик… Да, я еще в Эдинбурге. Я не могу тут задерживаться, у меня бизнес в Лондоне! Да, отлично! Хорошо. – Он завершает звонок, явно расстроенный. – Ебучие дауны! Со всех сторон! – Девица выразительно смотрит на него, и он берет себя в руки. – Это не про тебя, милая, ты единственный свет в окошке посреди этого неизменно мрачного сценария. Марк, познакомься с Жасмин.

– Привет, Жасмин. – Вручаю ей ключ от номера Конрада. – Будь с ним поласковей!

Она молча берет ключ и скрывается в лифте.

– Не будь таким мразотным плейбоем, – выговаривает Больной. – Эта женщина оказывает услугу, так что относись к ней с уважением. Планирую нанять ее для возможного эдинбургского проекта. Большинство наших девушек – МБА.

Если эта девица получила диплом секретаря в Колледже Стивенсона, тогда Спад – профессор международных финансов при Гарвардской школе бизнеса.

– То есть ты поучаешь меня за сексизм. На следущей неделе – Фред Уэст за строительство патио[38]. Или Франко за искусство.

– Не надо, – говорит Больной, прижимая указательный к пульсирующему виску. – Просто не надо.

– Походу, у тебя напряги.

– Походу, у тебя тож. – Он язвительно огрызается, обороняясь.

– Ну, если не считать того, чё у миня до сих пор пиздец десинхроноз, чё последние пять месяцев я мотаюся по кругу Амстик – Л.-А. – Вегас – Ибица, чё у Юарта был этот сейшен на днюху, а потом я лечу в Берлин на большой концерт во Флюгхафене завтра, с диджеем, которого не могу найти и который уже заблудился где-то в дебрях Джамболенда, – (так и хочется добавить: «А плюс ко всему меня бортанула моя подружка, причем из-за тибя, пиздюка»), – в остальном у меня все просто зашибись. А у тебя?

– Проблемы первого мира, – пафосно говорит он. – Мой зять, которого один псих хочет нагрузить работой, съебал на Тайланд, бросив Карлотту и сына. Догадайся с трех раз, кого месяцами достают этот конченый и собственная сестрица? – Он по-старинному шлепает себя по голове. – Когда я успел превратиться в придурка, обязанного разруливать чужие проблемы?

– Разгребать чужое дерьмо – самое хуевое и неблагодарное, что может на тебя свалиться, – сочувствую.

– А пока мы тут носимся, как припезденные, Бегби валяется под калифорнийским солнышком, – злобно цедит Больной. – Но знаешь что? Думаю, может, ты насчет него и прав. Из психопатов-мокрушников – в эстеты-соплежуи!

Пиздюк был, нахуй, в шоке, када зашел к себе на хату и свет врубил. Я такой на стуле за иво столом сижу и целюся в ниво собственной иво ж волыной, блядь. Держал ствола в правом верхнем ящике, пездолочь ебанутая! Полисыя? Этот пиздюк? Та я в Эдинбурге таких мудаков видел, чё этому мудозвону нос утерли бы.

– Какого хуя… Как ты сюда попал?

– Тебе точно нужны скучные подробности? – спрашую иво и малехо пушкой махаю. Пиздюк наконец-то ее замечает, и иво это не прикалывает. – А теперь приведи мне хоть одну, блядь, вескую причину, почему после того, как ты домогался моей жены, я не должен тебя сейчас пристрелить?

– Ты подонок и убийца, и она должна об этом знать! – и пальцом в миня тыкает.

Ума у пиздюка кот наплакал.

– Это еще одна причина, почему я должен тебя пристрелить. А я просил назвать причину, почему не должен.

После этого хуйло замолкает: иво это совсем нахуй не прикалывает.

– Думал, мы просто малехо перетрем. За то, как ты мою половину кошмаришь.

С этими черными глазками-щелочками он больше сердитым кажется, чем пересравшим. Надо отдать ему, нахуй, должное.

– Слыхал, ты бухать любишь, – тычу на пузырь вискаря, чё меж нами на стол поставил. – Хлебни малехо.