ДНК неземной любви - Татьяна Степанова

– Обедать поедем в итальянский ресторан, хорошо, девочка моя?

Он всегда обращался к ней так вот – девочка моя. Порой Кристине даже казалось, что это обращение слетает с его губ само собой, словно он уже звал так кого-то когда-то.

– Опять в «Беллеццу», что ли? – Кристина укуталась в простыню.

– Там тихо, уютно, никто мешать нам не станет.

– По телику передавали – там убили кого-то на бульваре. Кажется, мужа и жену...

– Нет, там два разных эпизода, – Глеб Сергеевич Белоусов открыл шкаф в спальне. – Я тоже слышал – передавали. Выберешь мне галстук?

Стоя под душем, Кристина вспоминала: беседа в кафе «Винил», после которой ей стало так легко, так спокойно, с тем человеком по имени Савва кончилась практически ничем. Ах да, он взял ее телефон и оставил свой – в мобильнике. И еще он подвез ее до офиса, машина у него роскошная, новая. Вообще-то Кристина надеялась на продолжение, но он лишь улыбнулся и сказал: «Еще увидимся, да?»

Улыбка у него просто потрясающая... Кто он такой? Он вроде бы назвал свою фамилию – Кадош, и она что-то слышала... Надо в Интернете пошарить. Кто он вообще такой? Экстрасенс? Психолог? Принц? Или просто гениальный малый? Добрый, такой добрый, он был так добр к ней, и она...

Она же теперь совсем ничего не помнит, что случилось в Риме, в катакомбах, что так напугало ее, заставило неотступно, постоянно, неотвратимо думать о смерти.

О смерти, что стояла рядом, там, в темноте, и прошла мимо... Надолго ли?

Прошла мимо... Смерть...

И та монахиня тоже не умерла...

А Глеб Сергеевич... Глеб – старый, добрый, респектабельный, грузный, – он позвонил ей вчера вечером, просто позвонил вдруг и предложил встретиться.

«Ты свободна, девочка?»

«Да, сегодня я свободна, а ты?»

Он привез ее в свою квартиру на Осеннем бульваре, где когда-то жил с семьей, а теперь совершенно один, и взял... До спальни они не добрались, просто не дотерпели. Он был сильно возбужден и кончил быстро, но потом, уже в постели, очень, очень старался. И она громко кричала, потому что знала – ему так нравится, когда она кричит и умоляет его «перестать», а сама обнимает его все крепче и крепче, прижимается, льнет, а затем затихает, слушая его хриплое дыхание, бешеный стук его сердца.

Немолодой уже мужчина...

Остро, болезненно, почти трагически переживающий свое одиночество.

Иногда Кристине становилось так жаль его, по-женски искренне жаль... Но любви к нему она не испытывала. Наверное, потому, что и с его стороны особой любви не наблюдалось.

Они там, в своих судах, в своих судебных департаментах – зачерствевшие, закосневшие в праве и процессуальном регламенте, что они знают о любви? Смешно даже думать...

Хотя, конечно, личная жизнь им тоже не чужда, не из камня же они сделаны, из глины, как и все прочие божьи твари.

Однако... и Кристина это знала – если Глеб Сергеевич и любил кого-то в своей жизни, то явно не ее.

– Вот этот галстук, Глеб. К этому костюму просто идеально будет.

– Спасибо, девочка моя, у тебя отличный вкус. Я вчера забыл тебя спросить, так обрадовался, что ты со мной, что совсем растерялся и забыл – как ты в Рим съездила?

Кристина завязала ему галстук. Зачем тебе знать, Глеб... Я уже рассказала об этом – тому, другому, совсем, совсем незнакомому человеку, который...

Это только благодаря ему я сегодня здесь, с тобой – такая довольная, такая счастливая...

Он успокоил, он нашел какие-то слова... да я и слов-то толком не помню, только взгляд, только прикосновение его руки, прямо колдовство какое-то, магия...

Случайная встреча – и страх смерти отпускает.

– Нормально съездили, но такой ужас был, прямо светопреставление – пыльная буря, представляешь?

– А, я слышал, по телевизору в новостях передавали.

– Глеб, а где та фотография?

– Какая фотография?

– Вот здесь, в изголовье стояла у кровати. Ты говорил, это фото твоей дочери. А теперь там Библия.

– Я ее убрал.

– А... хорошо... я просто подумала – столько лет прошло. И ты говорил... ты рассказывал мне о ней, помнишь? Бедная она... А как твоя жена?

– Она по-прежнему все там же – в монастыре. И не называй ее моей женой.

– Конечно, ты не сердись. Я понимаю, когда вот так туда уходят, то все связи обрываются и...

– Я звоню в ресторан, заказываю столик.

Кристина надела белье, потом чулки. Она не лукавила, ей было жаль Глеба Сергеевича. Его историю она знала от общих знакомых, история была достоянием того круга, в котором они оба вращались.

– Можно мне Библию взять? Хочу погадать. Говорят, все сбывается, что выпадает по тексту.

Глеб Сергеевич подал ей книгу с бумажными закладками, но Кристина, чье сердце было сейчас, в данный момент, как никогда спокойно и безмятежно, уже не обратила на них никакого внимания.

Покровское кладбище находилось почти сразу за МКАД, поблизости, по обе стороны Киевского шоссе располагались новые коттеджные поселки, здесь же, в низине между холмами, раскинулось и Мирное – старое подмосковное дачное место, теперь сплошь застроенное особняками за высокими заборами. Катя хорошо знала этот район и почему-то совсем не удивилась, когда увидела у ворот кладбища милицейский «газик» Видновского УВД и вылезавшего из него участкового Зайцева.

Эксперт Сиваков с участковым был тоже давно знаком:

– Приветствую, какими судьбами?

– Участок мой, шалят вот, – сказал майор Зайцев – верзила двухметрового роста и сущий флегматик.

– Дело пятилетней давности – убийство дочки судьи Верховного суда тут, в Мирном, подробности не помнишь? – с ходу попросту спросил эксперт Сиваков.

– Дочки судьи? А, Белоусовы... помню, не раскрыто дело до сих пор. Тут вот и похоронили ее, – майор Зайцев, кажется, не удивился, что его спрашивают о старом деле.

– А точно ее похоронили? – спросила Лиля Белоручка. – То есть... это она была, потерпевшая, без всякого сомнения?

– То есть как это? А кто же?

Катя не вмешивалась в разговор, оглядывала окрестности – маленький цветочный базар, ворота, контора под черепичной крышей, кирпичная стена вдоль шоссе, и там, вдали, – лес, темный лес.

– А кто же? – повторил участковый Зайцев. – Родители ее хоронили, много народа пришло. Он сам, судья, человек известный, сейчас вон шишка большая в Москве. Жена его тоже... она ж депутатом областной Думы была, а до этого сколько лет в мэрии проработала. Волевая баба, а только вот горе-то ее сломало. Переехало, как колесом.