ДНК неземной любви - Татьяна Степанова

– То есть гипотетически эти гастарбайтеры и сейчас под подозрением в совершении убийства? – спросила Катя.

– В том-то и дело, что гипотетически, – оперативники зашумели. – В бега они рванули по привычке, видно, что-то за ними еще есть. А на тот вечер у них – у всей бригады – алиби имелось: в шашлычной они гуляли на Киевском шоссе, получку от работодателя обмывали, в материалах ОРД показания хозяина шашлычной и официантки.

– Тут много версий отрабатывалось помимо ограбления, – капитан Белоручка снова перевернула несколько страниц. – Областная психушка... пациент сбежавший...

– Корчевский.

– Сколько он крови нам, паразит, попортил, пока отыскали, – зашумели оперативники. – Все вроде как на него указывало, а экспертиза не подтвердила. Тогда вот и был сделан забор ДНК потерпевшей и отправлен на хранение в центральную лабораторию – для последующих сравнений в ходе расследования.

– Шесть месяцев шло следствие... я имею в виду активную фазу поиска, что ж, коллеги, все как обычно, – капитан Белоручка вздохнула. – Только вот результат у нас теперь, спустя пять лет, такой, что... Слушайте, коллеги, ребята, помогите, а?

– Да о чем речь, наше дело, раз возобновляется таким вот чудным образом, будем... начнем и эту вашу «бульварную» версию отрабатывать совместно с вами. Только пока, честно говоря, не ясно, какова эта самая ваша версия?

Наступила тишина. Катя напряглась.

– Ясно пока одно – между недавними убийствами на Гоголевском бульваре и убийством в Мирном имеется связь. И она... она не какая-то там потусторонняя, мистическая, – капитан Белоручка запнулась, взмахнула рукой, – не потусторонняя, а вполне материальная, раз экспертиза дает вот такой результат по ДНК.

– А кто тут вообще говорит о потустороннем? – это с ба-альшим интересом спросил хорошо знакомый Кате лейтенант Должиков из отдела убийств – самый молодой в областном управлении розыска.

Ну да, конечно, конечно...

Без всякого на то сомнения...

Вот только если бы не та могила на Покровском кладбище, провалившаяся, отверстая... Земля, пропитавшаяся свиной кровью...

Как там брякнул незабвенный сторож Полыхалов – если уж кто-то мертвецов кровью кормит, то оно само...

Катя смотрела на коллег – ну же, друзья мои? Я надеюсь на ваш опыт и на ваш здравый смысл. Больше-то в такой странной ситуации вроде не на что надеяться.

– Тут одна деталь, я уточнить хотела. В деле нет ни одного допроса матери Ларисы. Только ее отца, то есть отчима – Глеба Белоусова, – сказала капитан Белоручка. – Почему?

– Да с ней плохо было... Убийство так на нее подействовало. Белоусов ее в клинику положил, а потом она в Алексеевской больнице лечилась. Мы несколько раз пытались ее допросить. А после... пошли дела церковные, там есть бумага из епархии...

– Раз дело возобновлено, необходимо снова встретиться с родителями и осмотреть повторно дом, – капитан Белоручка захлопнула папку.

На пол упал белый конверт. Катя подняла его, открыла – фотографии. Катя сразу поняла, что это она.

Это были, видимо, снимки из семейного альбома.

Катя разложила их на столе.

Пора встретиться с мертвой, похороненной пять лет назад Ларисой Белоусовой вот так – лицом к лицу.

– А эта наша жертва-подозреваемая была красотка, – заметила Лиля Белоручка позже, когда на нескольких оперативных машинах все ехали в Мирное осматривать дом, где произошло убийство.

Катя подумала: вот с ходу изобретен новый процессуально-уголовный термин жертва-подозреваемая. Надо лишь уточнить – мертвая. Однако капитан Белоручка метила в цель: судя по снимкам из семейного альбома, Лариса Белоусова была...

– Да, редкая красавица, – согласилась Катя. – Глаза какие, улыбка, а волосы... Помнишь, Лиль, сказку про Златовласку? И Русалочка... та в свои волосы закутаться могла...

– Жалко девку, такая милашка и под нож пошла, – капитан Белоручка опустила стекло машины и закурила. – Только я все же хочу знать хоть в общих чертах, что мы имеем там, на бульваре? Что это?

Кто бы подсказал? Может, ее отчим – судья?

Белоусову в судебный департамент позвонил лично начальник ГУВД, а затем через секретаршу опергруппу известили, что Белоусов в свой обеденный перерыв выберет время и подъедет в Мирное.

Старые дачные участки Мирного прятались в лесу. Практически везде деревянные дачи давно заменили кирпичными коттеджами и «замками» под медными крышами за высоченными заборами. Участки были обширными – по полгектара.

– Это вам не нынешние таунхаусы, муравейник, – хмыкнула Лиля Белоручка, когда переехали по мосту узкую речушку и остановились у длинного бетонного забора. У калитки уже ждали участковый Зайцев и пожилой мужчина в комбинезоне цвета хаки. – Потому и очевидцев нападения не выявили. Кричи не кричи, дома далеко друг от друга, не услышат.

Мужчина в хаки оказался комендантом – у него имелись ключи от калитки и от дома.

– И тогда доверяли, и сейчас Глеб Сергеевич доверяет – бывало, позвонят, приедем, мол, на выходные зимой, осенью, я дом открою накануне, отопление включу, водопровод проверю, проветрю все, – комендант вздохнул. – Всей семьей приезжали, Лариска маленькая еще была, прямо куколка, потом барышня... Глеб Сергеевич, хоть и не родной ей отец, а души в ней не чаял. Мать-то, Галина, та была строгая... А в то лето Лариса тут одна на даче жила, видел я ее пару раз – на велосипеде в магазин за хлебом ездила, любила это дело – велосипед-то свой.

– А кто-нибудь к ней приезжал? – спросила Лиля Белоручка.

– Машину несколько раз я тут возле забора видел, темная иномарка, так, обычная – не «Майбах»... Подружка иногда гостила, брюнеточка такая, тоже я их вместе видел.

– Там, на въезде в поселок, пост охраны, – сказала Катя.

– Это потом они уже тут организовали, – басом пояснил участковый Зайцев. – Зараз после убийства. А пять лет назад не было тут никакого поста, дачи свои многие продавали, а другие покупали – люди с деньгами... Там артист вон жил известный, от рака умер зимой, а вон дача солиста Большого театра – балетный, а ближайший дом, где тогда бригада шабашников работала, это Супрунов – клиника у него пластической хирургии.

– Глеб Сергеевич распорядился вам открыть и дом показать, он вроде как и сам приедет, – комендант отпер калитку. – Проходите. Давненько он тут не показывался, с осени... А сама-то хозяйка вообще сколько лет... Говорят, в монахини подалась. Такая женщина... Галина, боярыня – бывало, как на мужа глянет, так у него только кадык вот так на шее заходит.

– А что, они плохо жили? – спросила капитан Белоручка.

– Нет, тихо жили, спокойно. Особо-то я не вникал. Люди они важные, государственные... Кроме как насчет отопления и канализации – починить, мол, нам с ними и общаться-то не приходилось, сами понимаете.