Песня песка - Василий Воронков

Нив раздосадовано отряхивал одежду от песка, как будто это могло стереть, вычеркнуть из памяти произошедшее. Его маска хрипела при каждом вздохе.

– Понимаю, мааван, что ты не сам спрыгнул! – хмыкнул Кханд, оглядывая Нива.

– А что это было?

– Долия. Тут это не редкость. Я думал, ты знаешь.

– Но она же упала совсем рядом с виманом!

– Нет, тебе показалось.

Нив всё ещё не мог прийти в себя.

– Садхуни! Все живы-целы, всё отлично! – Кханд показал на гиру. – Она уже заканчивает, и нам пора нисты́р отсюда!

С гребня дюны сорвалась струйка красного песка и закрутилась вихрем.

– Я, даари́дра, немного ошибся с направлением ветра, – добавил Кханд.

Он снова дёрнул Нива за рукав, и они пошли в обход дюны. Кханд ступал широко – насколько позволяли его короткие ноги, – и будто перешагивал через что-то.

Гира перекосилась – то ли от ветра, то ли от собственной раскачки, – и больше не загоралась. Кханд свернул фонарь на бок – тот повис на тонком креплении, как свёрнутая башка, – снял с выглянувшего штыря чёрный диск и спрятал его в куртке.

– А мы успеем дотащить эту штуку до корабля? – спросил Нив.

– Таава́т! Ты знаешь, сколько она стоит?

Они подняли гиру из песка и быстро, насколько могли, понесли к кораблю. Без защитной скорлупы приходилось ещё тяжелее, чем раньше – гира упорно норовила выскользнуть из рук. Однако времени на возню с контейнером уже не хватало – тот валялся рядом с ямкой, и их быстро заносило песком.

Пилот вылез из кабины, но вместо того, чтобы помочь им с гирой, возбужденно размахивал руками, как припадочный. Пассажирский отсек не закрыли, и в него наметало песчаную пыль.

– Постой-ка!

Кханд взвалил гиру на Нива и подбежал к пилоту. Тот мигом перестал кривляться. Кханд выкрикнул что-то на гали и грубо толкнул пилота в плечо. Пилот попятился и, сообразив, попытался вручную опустить дверь отсека, наваливаясь на неё всем весом. Кханд снова выругался и отпихнул пилота от двери.

Нив едва справлялся с гирой. Он тащил её, ухватившись обеими руками за фонарь и постоянно приседая, отталкиваясь ногами, увязающими в песке. Кханд прокричал что-то – Нив не разобрал, человеческие голоса почти не отличались от завывания ветра, – и показал куда-то рукой. Нив не смотрел. Пот заливал ему глаза.

Старик вернулся, и они вместе приволокли гиру к виману, но теперь пассажирский отсек был закрыт. Кханд яростно забарабанил кулаками по кабине пилота.

– Виманас! – выкрикнул он. – Дурпта! Ахи тебя! Совсем мозгов нет, драапа!

Огромный люк пассажирского отсека медленно, со скрежетом поднялся. Ветер бил в спину, Нив едва стоял на ногах. Он боялся обернуться.

Когда они наконец занесли гиру в отсек, Нив был на грани обморока. Он упал в кресло рядом с иллюминатором и закрыл глаза. Дверь отсека закрылась со звонким лязгом, и корпус корабля затрясся. Нив вздрогнул, точно пробудившись от кошмара, и пристегнул ремень безопасности. Через несколько секунд виман уже набрал высоту.

Напряжённый гул двигателей сменился истошным рёвом, и сила ускорения впечатала Нива в жёсткое кресло.

Кханд внезапно рассмеялся:

– Поздравляю! Отличный первый день!

– Да уж… – проговорил Нив.

Виман летел быстрее, чем раньше – пилот боялся задержаться в мекхала-агкати даже на несколько лишних секунд. Корабль раскачивался на воздушных волнах, двигатели завывали, и по всему корпусу проходила частая дрожь. Стонал уставший металл.

Пояс ветров никак не хочет их отпускать – песчаная буря вот-вот догонит надрывающийся виман и накроет его страшной багровой тучей, расколет, как тонкую скорлупу.

Гира, которую они не успели закрепить перед взлётом, каталась по полу, когда виман нырял в потоки восходящего ветра, и билась фонарём о гулкие стены.

– Интересно, она всё ещё работает? – спросил Нив.

– Ахи его знает! – усмехнулся Кханд.

Нив посмотрел на свои наручные часы. Стрелки на циферблате беспомощно застыли, показывая неправильное время, хотя пружинка завода была взведена до упора.

– Всё! – сказал Кханд. – Теперь можешь выбросить!

– Что? Почему?

– Мааван, ты откуда вообще такой взялся? Это же мекхала-агкати! Такое ещё в видая-лая изучают! Ахи ты вообще часы с собой взял?

– Я не подумал, – пробормотал Нив.

Ему всё ещё казалось, что их преследует буря. Прошло несколько минут, прежде чем он решился посмотреть в окно.

Под ними вновь тянулись одинаковые текучие дюны. Испорченное стекло причудливо искажало вид – дюны то вздымались вверх, подобно волнам, то опадали, рассеиваясь на ветру. Не было ни иссушенных пустынных растений, ни исследовательских ламбд – только горящий на солнце песок.

Пояс ветров оставался позади, и его красные дюны, долии и шторм, рвущий на части небо, казались теперь странным мороком, навеянным пустыней. На самом деле они ещё не добрались до места высадки – не ставили гиру, не спасались от бури. Просто Нив на несколько минут провалился в болезненный липкий сон, в его часах лопнула взведённая пружина, а компас у потолка, забывший о своём предназначении, отсчитывает какое-то неправильное пустынное время.

– Ты как, ничего? – спросил Кханд. – В сознании?

– Нормально, – сказал Нив.

Он посмотрел на полотно безжизненного песка. И вдруг подумал, что пустыня так пронзительно и необъяснимо красива именно потому, что лишена жизни. Он понял, почему Кханда рассердили его слова о строительстве хагаты в песках.

Кханд тем временем отвязался от кресла и, осторожно придерживаясь за поручни в стенах, перебрался к Ниву.

– Рассказать тебе о том, как я сам летал в мекхала-агкати в первый раз? – спросил он.

Нив думал, что время в пустыне необъяснимо отличается от городского. Оно течёт то медленнее, то быстрее. Здесь компас отсчитывает время, но перестаёт работать хронометр, часы пролетают, как секунды, а секунды становятся долгими, как часы.

После первого полёта в мекхала-агкати руки у него тряслись, он с трудом стоял на ногах. Он не мог поверить в то, что несколько часов назад виман привёз его из синей полумглы утреннего города. Казалось, он провёл в песках десятки дней – без отдыха и сна, – и за всё это время не сделал ни единого глотка воды.

Когда они вернулись на ламбду, Нив выпил несколько бутылок, однако ему не полегчало – наоборот, чувство жажды странно усилилось. Он открыл ещё бутылку.

– Эй, полегче! – сказал Кханд. – Это тебе не поможет, мааван! Тебе на самом деле не хочется пить. Так бывает в первый раз. Приляг лучше.