Шесть соток для Робинзона - Дарья Донцова

– Я не могу… вот так… – промямлила Ксюша. – Люблю другого, хочу сохранить ему верность до конца жизни. И врать нехорошо, обманывать Ивана Гавриловича некрасиво.

– Вот дура! – разозлилась Евдокимова, искренне желавшая девушке счастья. – Совсем рехнулась? Не глупи! Судьба посылает тебе уникальную возможность устроиться с комфортом.

– Мой любимый мне кольцо подарил, – пролепетала Ксюша и вынула из потайного карманчика золотой перстенек. – Купил в магазине, надел мне на палец и сказал: мы теперь муж и жена. Хоть в загс не ходили, но душами соединились.

– Идиотка! – возмутилась Ирина. – Кстати, не хочешь назвать мне имя любовника?

– Никогда, – прошептала Ксения, – хоть на лапшу меня нашинкуйте.

– Значит, Ромео женат, – поджала губы Евдокимова. – Кто же из наших студентов мерзавец, а? Слушай внимательно! Сегодня ты сделаешь, как я сказала. В противном случае я распространю слух в институте, что ты ложишься под каждого и не знаешь отца будущего ребенка!

Ирина очень хотела вразумить глупую девчонку и нашла правильный путь: страх. Ксения перепугалась, что ее тайна откроется, и выполнила все предписания заведующей кафедрой.

План Евдокимовой удался. Иван Гаврилович сразу повел Ксюшу в загс, очень обрадовался беременности, осыпал юную супругу подарками.

Ксения бросила учебу, осела дома, воспитывала крошечного Вадика и вела хозяйство. Ничто не предвещало грозы. Гром грянул, когда малышу исполнилось четыре года.

Ирина Альбертовна поругалась со Стебунковым – тот отказался помочь на вступительных экзаменах протеже Евдокимовой. А потом еще и пошел к ректору с докладом:

– Завкафедрой иностранных языков предложила мне взятку за то, чтобы я поставил хорошую отметку некоему Хачикяну. У нас в аудиториях много выходцев из Армении, учатся они плохо, переползают с курса на курс на «удочках». Я думаю, что эти студенты поступили в наш вуз не без корыстной помощи дражайшего профессора Евдокимовой.

Ректор упросил Ивана Гавриловича молчать и велел Ирине Альбертовне подать заявление об уходе по собственному желанию. Разумеется, дама в мгновение ока поняла, кто на нее настучал, и решила отомстить. Вечером она явилась к Стебункову домой и заявила:

– Пусть я взяточница, но ты рогоносец, воспитывающий чужого ребенка.

И выложила ошеломленному мужчине всю правду о его женитьбе.

Иван Гаврилович кинулся к супруге. Та не стала отрицать обман, только плакала и повторяла:

– Прости, прости, прости…

Похоже, Стебунков искренне любил супругу – в тот вечер он ее вон не выгнал. Но потом разменял свою большую квартиру на две халупы в разных концах города, перевез потерявшую от ужаса голос Ксюшу на новое место жительства и сказал ей:

– Развод оформлю сам, с тебя требуется заявление об отказе от алиментов в связи с тем, что рожденный в браке ребенок не является моим родным сыном. В память о наших счастливых днях, о тех годах, когда я верил тебе и не мог надышаться на Вадика, я дарю вам эту жилплощадь. Она обставлена, здесь есть ванная, плита, в общем, все необходимое. Живи как сможешь, ко мне никогда не обращайся.

– Можно не писать заявление? – взмолилась Ксюша. – Я от стыда умру, если его на суде зачитают.

– Ну, ладно, – согласился Стебунков, – пожалею тебя. Но не подавай на алименты, не жди от меня материальной помощи. Если обманешь и я получу бумагу по месту работы, ославлю тебя на весь мир – потребую сделать анализ крови, и он докажет, что Вадим родился невесть от кого.

– О нет, только не это! – заплакала Ксюша. – Не волнуйся, ты о нас более не услышишь.

Иван Гаврилович пошел к выходу, на пороге обернулся и сказал:

– Дура! Призналась бы честно: «Я беременна, жить негде, помоги, Ваня!» Я б тебя на руках носил и пацана воспитал. Любил я тебя. Так любил, что теперь меня от всех баб воротить будет. Что до меня случилось, то быльем поросло, мы новую жизнь начали. Я все простить мог, но не ложь! А ты мне врала несколько лет про преждевременные роды… Я тебя, Ксения, ненавижу. Пусть все подлое, что ты сделала, вернется сторицей к твоему порогу. Ну зачем было говорить, что я родной отец Вадима?

– Ирина Альбертовна мне так посоветовала, – прошептала Ксюша, цепляясь руками за стол.

– Ну и хорошо она тебе подсказала? – спросил муж.

– Нет, – пролепетала Ксения. – Извини, Ваня.

– Бог простит, – буркнул супруг-атеист. – Остался у меня один вопрос. Ты носишь на шее цепочку с кольцом, которая, похоже, тебе дороже всего, что я дарил. Мне ты сказала, что оно принадлежало матери, дескать, единственная оставшаяся от нее вещь. Но сейчас я вдруг сообразил: украшение вовсе не от нее. Его тебе биологический отец Вадима преподнес? Солжешь, я тебя прямо тут убью! Задушу!

– Да, – еле слышно призналась совершенно раздавленная Ксюша. – Прости, Ваня, я его люблю. Очень старалась быть тебе хорошей женой, уважала тебя, но сердце мое навсегда отдано другому.

– Будь ты проклята! – прошипел Стебунков и ушел.

Ксения осталась одна с Вадимом и стала бороться с житейскими трудностями. Когда приходилось туго, кольцо Габриэля, единственную драгоценность, относила в ломбард. Копила деньги, выкупала и – снова закладывала. Кое-как она сводила концы с концами, но недавно упала на улице и сломала ногу. В травмпункте неправильно наложили гипс, поднялась температура, молодая мать терпела боль до последнего. Потом свалилась. В больнице, куда Ксюшу доставила «Скорая», сказали, что у нее начался остеомиелит, и если бы не Ибрагимова, Жрачкина могла бы потерять ногу, даже умереть.

С тех пор Лейла взяла шефство над Ксюшей. Пристроила ее к себе в ломбард, сначала уборщицей, потом кладовщицей, в конце концов Ксения стала оценщицей. Оклад был не велик, но имелись возможности подработать. Вокруг Лейлы вращался небольшой круг богатых дам, которые охотно покупали антикварные вещи. Хватали все, от мебели до украшений. Глаз у опытной приемщицы был наметан, если перед ней на прилавок клали интересную штучку, допустим камею, кольцо, браслет, переходивший в семье из поколения в поколение, Лейла Ахатовна тихо говорила:

– Наше предприятие государственное, цены мы сами не устанавливаем. У вас очень дорогое изделие, но я обязана оценить раритет как золотой лом исключительно по весу, без учета художественной ценности. Получите за него копейки. Если хотите заложить его, а потом выкупить, тогда ладно, а ежели намерены продать, то советую пообщаться с одной обеспеченной женщиной. Давайте сегодня встретимся по этому адресу.

И подсовывала сдатчице записочку с названием улицы. Дальше события развивались по отработанной схеме. Лейла приводила владелицу раритета к клиентке, и все оставались довольны друг другом.

– Я многим людям добро сделала, – говорила сейчас Ибрагимова, глядя на меня в упор, – немало сорокоустов бабулечки за мое здоровье заказывали, поэтому я хорошо себя чувствую. Благодаря мне старухи не голодали. В ломбарде им бы за колечко максимум двадцать-тридцать рублей дали, а артистки – балерины – директора продмагов платили тысячи. Это состояние для голодных старух. Да и покупающая сторона меня ценила, я всегда билеты на премьеры имела, в лучшем ряду сидела. А вокруг народ разодетый, в золоте-бриллиантах. Гляну на украшения и вижу: это при моем содействии получено, вон то – тоже…