Кок'н'булл - Уилл Селф

То, что Булл ездил на «Фольксвагене», ему не помогло. Округлые формы, бамперы, напоминающие ягодицы, и похожий на женскую грудь капот теперь определяли его в половом отношении значительно больше, чем когда-либо в социальном. Даже придя в себя и установив автоматический режим вождения по Лондону, при котором сознание погружается в транс, а дыхание нормализуется, Булл так до конца и не оклемался.

Двери, окна, подъезды гаражей, подземные тоннели, даже автобусная парковка — все отзывалось в нем мощным резонансом образов. Это же все пизды! — воскликнул про себя Булл. Перед глазами мелькали обтекаемые отверстия приборной панели, бесконечное множество входов и выходов, встречавшихся ему на пути. Все эти подъезды, ворота, дверные проемы… Большая часть Лондона, как теперь вдруг заметил Булл, была покрыта мелкой сетью тоннелей. И в этом свете размышления арт-критика Get Out! который определял архитектурный строй Лондона как «фаллический», были очевидным бредом. Шпили храмов, монументы героям войны, башни с часами, небоскребы — будь то брутализм, пуризм или конструктивизм, неважно, да тот же бедняга Нельсон, — все они были не к месту, абсолютно никчемные, лишние хоботы. Настоящая жизнь города протекала через квинтиллион влагалищ. Город представлял собой громадный кусок эмментальского сыра, и прохождение по его дыркам вызывало и эротическое возбуждение, и страсть к обжорству.

Потрясение было настолько сильным, что Булл едва смог как следует вырулить, когда дело дошло до парковки. В офис Get Out!он не вошел, а скорее ввалился. Непонятно как спланированный, заставленный перегородками офис, расположившийся на втором этаже ничем не примечательного здания на Грэйз-инн-роуд, приобрел, как показалось Буллу, зловещую ауру. Однако понять, был ли тому причиной его новый вагиноцентричный взгляд или что-то другое, некое напряженное ожидание перемен, когда место как будто предвещает что-то, он не мог.

Так оно и было. Столкнувшись лицом к лицу с издателем в его похожем на аквариум кабинете, Булл был дружелюбно, но без лишних проволочек уволен.

— Мы не собираемся возобновлять спортивную колонку, — сказал издатель. Он потер бровь батистовым платком, смоченным одеколоном собственного производства, хотя температура воздуха едва ли к этому обязывала. — А как ты сам частенько говорил, про эстраду ты писать не нанимался.

Булл хранил молчание. Он уставился на кожаный шов на подъеме туфли и изо всех сил пытался игнорировать сексуальное содержание этого образа. Издатель думал, что Булл заартачится.

— Ну, конечно, вместо уведомления я выпишу тебе солидное выходное пособие… — Булл продолжал гнуть свою линию — он размышлял над несоответствием будуарного запаха в кабинете рабочей атмосфере, которую издатель пытался поддержать, разложив на огромном столе неровные кипы ни о чем не говорящих обложек и гранок. — Допустим, зарплата за два месяца… — Булл даже не пошевелился. — Ну, ладно, пусть будет за три. Откровенно говоря, это чертовски неплохо, принимая во внимание, что ты не проработал здесь и года.

Неожиданно для себя Булл заговорил:

— Не понимаю, как можно вот так взять и вычеркнуть материалы о спорте. В любом городе парки и пустыри в любое время дня и ночи битком набиты людьми, гоняющими мяч в одиночку и между собой…

Издатель уставился на Булла с непростым выражением на лице.

— Послушай, Джон, — в его голосе появились новые нотки, — давай-ка ты пойдешь и освободишь рабочее место. Нам же не нужны сцены, верно?

Пассивный и податливый Булл позволил вытолкать себя из офиса Get Out! Все свои офисные пожитки — несколько выпусков Wisdens, кое-какие бумаги, островной талисман, компьютерные диски — он свалил в картонную коробку. Перед бывшими коллегами ему удалось изобразить полное безразличие. Те, в свою очередь, нашептывали ему: «Не повезло, старина Джон», втайне благодаря Великого Бога Трудоустройства, что на этот раз слили не их.

Сам издатель придерживал для него дверь и, когда Булл уже влился в уличную толпу, пропел вслед: — «Конечно, Джон, мы с удовольствием рассмотрим любые варианты внештатного сотрудничества». Булл едва расслышал его слова. Мускусный запах от прижатой к носу коробки щекотал ноздри. Булл еще глубже погрузился в созерцание реальности, в которой заботы и жалкие оправдания издателя были пустой суходрочкой. Булл был так погружен в себя, что даже не удосужился спросить, кто же сменит его на месте эстрадного обозревателя Get Out!

Где-то неподалеку от Уинкантона в старой армейской палатке, поставленной посреди поля, Алан Маргулис стоял на коленях. Над сбившимися в кучу терапевтами, числом около тридцати, навис огромный серо-зеленый тент из прорезиненного брезента.

В поле стояли еще три точно такие же палатки. Все они были укомплектованы медиками, и в центре каждой на шесте развевался вымпел Минздрава. По приезде на место Алану выдали папку, карту, значок, компас для спортивного ориентирования и в соответствии с новой инструкцией Минздрава оранжевую ветровку с большой черной надписью на спине: ПАРАМ ЕД И К.

Алан чувствовал себя подавленно, он скучал. Он — то думал, что учебный семинар — это нечто вроде свободных занятий на свежем воздухе, в ходе которых практикующие терапевты сами будут разрабатывать стратегии овладения и усвоения нового законодательства. Он не удосужился прочитать информационную брошюру, а тут обнаружилось, что заправляют всем так называемые «помощники» — нудные бюрократы, которые в этой бойскаутской атмосфере чувствовали себя как дома. И вот теперь один из них призывал к вниманию свою дружину докторов.

— Леди и джентльмены, пожалуйста, минутку внимания! — При этом он постукивал компасом по стоящей позади белой доске. Вялая болтовня стихла, печатные материалы и чашки опустились, тридцать нестандартных причесок качнулись в его сторону. — Мы собрались здесь, чтобы провести выходные в занятиях и тренировках. Я знаю, что все вы люди занятые и ваша работа требует от вас полной отдачи. Поэтому я не прошу вас слишком заострять внимание на том, в какой форме будут проходить наши занятия, а попрошу вас довериться мне и моим друзьям-помощникам, мы позаботимся об этой стороне вопроса. Смею утверждать, что если вы с головой окунетесь в занятия, которые мы для вас разработали, то, когда вы столкнетесь с трудностями новой системы, результат будет налицо. — С этими словами помощник со щелчком снял с маркера колпачок и повернулся к белой доске.

Алан заметил, что с предсказуемостью, уже набившей оскомину, на спине его оранжевой ветровки красовалась надпись: ПОМОЩНИК.

Помощник начал, демонстрируя отсутствие навыка рисовать на доске план, постоянно заглядывая в инструкцию, открытую на соответствующей странице. Неумение помощника пользоваться доской, в какой-то мере было даже закономерно, подумал Алан. Как он ни старался, ему никак не удавалось уместить на доске надписи на карте, которую он рисовал. Если он писал «Весенняя роща», то слово «роща» заканчивалось вертикально, и буквы, как паралитики, по — паучьи карабкались вниз по краю доски. Помощник стал натужно кряхтеть, и иногда издаваемые им звуки совпадали со скрипом маркера. Терапевты начинали проявлять нетерпение. Алан уже заметил немало знакомых лиц, включая Херста и Махержи из своего отделения. Однако больше всего его порадовала встреча с Кришной Найполом, его однокашником по мединституту. Таких, как Кришна, Алан называл «злобный докторишка». Он был известен тем, что выписывал сомнительные рецепты друзьям и занимался сексом (по крайней мере будучи практикантом) на скользком покрытии только что вымытого операционного стола.