Кок'н'булл - Уилл Селф

Уже через два часа Алану энергично, но без энтузиазма отсасывали в отдельной комнатке для мусоропровода пансиона миссис Критчлей. Работала одна из подружек куроебов, что торчали в кебаб-баре. Кришна, который был холост и, похоже, не боялся Медицинского совета, протащил свою шлюшку в номер покувыркаться на нейлоновых простынях. Алан же, сотрясаясь от неестественной силы желания, сполна заплатил за этот печальный опыт. Даже мысль о презрении, которым он окатит Кришну на следующее утро, не смогла нейтрализовать зудящую боль в плоском затылке, елозящем по пескоструйной стене, о которую ему пришлось опереться.

«Мням, мням, мням», — заглатывала барышня. Взглянув на темные корни ее вытравленных перекисью волос, Алан подумал, что не только не помнит ее имени, но не может даже примерно восстановить черты ее лица. Как только она расстегнула ширинку и принялась за дело, сознание его заполонили образы Булла.

Несколькими часами ранее Булл по-приятельски распивал чай с Рамоной — проституткой-транссексуалом. Она рассказала ему свою необычную историю, ничего подобного Булл раньше не слышал.

— Папаня мой, он сварщиком был на верфях. Завод Свон Хантер на Версайд. Так больше всего он хотел, чтоб и я тем же занялась. — Говоря это, Рамона примостилась в уголке затхлой комнатушки и принялась разливать кипяток из электрочайника в разнокалиберные чашки.

Булл невольно отметил по-мужски угловатую мускулатуру, заигравшую на икрах и бедрах Рамоны. У этого транссексуала, подумалось ему, идеальное телосложение для первоклассного крайнего нападающего в регби.

Рамона передала Буллу чашку и села рядом на шаткую кроватку. Он/она продолжил/а свой рассказ:

— Помню, ребенком мать все время таскала меня на верфи. Нас туда не пускали, говорили, что для детей это слишком опасно, так, ну вот, поэтому она только показывала мне пальцем. Издалека видно было только маленькую фигурку, она карабкалась по огромному борту, ну, или там, по килю. А мы все смотрели, и тут вдруг целый салют из искр — это варили, значит. И мать говорила мне: «Смотри, сынок, это твой папа. Когда-нибудь и ты станешь сварщиком, как он».

— Ну и как, стал? — спросил Булл.

— Ну да, я пошел в училище, получил разряд и поступил на верфи в тот самый день, когда они получили свой последний заказ. Это был огромный грязнущий нефтеналивной танкер. Назывался «Анубис». Я на нем поработала, наварила все швы на кормовой палубе. И вот однажды сижу я на судне, на самой верхотуре, смотрю на устье реки, и тут вдруг до меня доходит, что я вроде как хочу стать женщиной.

— То есть никогда раньше тебе это в голову не приходило? — недоверчиво спросил Булл. По данному вопросу он прочел массу журнальных статей.

— Не-а, никогда. Я знаю, так редко бывает, но такова правда. До того дня я был простым веселым пацаном, дрался, ебался, ни о чем таком не думал. И тут меня ни с того ни с сего посетили все эти, ну, как его, нежные чуйства. Ну вот, я поехал в Лондон, и скоро все уже было на мази. Для таких, как я, единственный способ заработать на уколы и операцию сам знаешь какой.

Рамона устало вздохнула и сделала большой глоток чаю. Уголком глаза Булл заметил, как вместе с чашкой морщинистый кадык бывшего сварщика поднялся и опустился по здоровой глотке. По правде говоря, Рамона — самый неподходящий кандидат на роль женщины, какой только можно себе вообразить. Даже более неподходящий, чем я, подумал Булл. В ее лице безраздельно доминировали мужские черты. Он/она походил на ковбоя из комиксов, только еще с крупным римским носом. Густая светлая шевелюра, начесанная в каскады по обе стороны бледной скуластой физиономии, лишь усугубляла впечатление: Рамона — монстр или же представитель некоего нового третьего пола.

Однако Рамона была дружелюбна, кроме того, он/она не доставала Булла ни деньгами, ни требованиями их показать. А вдруг он/она сможет принять меня таким, какой я есть, подумал Булл с надеждой.

— Ну и как продвигается это… ну, ты понимаешь…

— Перемена пола? — нисколько не смутившись, подхватила Рамона. — Полным ходом, приятель. Знаю, по мне не скажешь. Врачи говорят, это все, что со мной можно сделать. Лажа, конечно, но ничего не попишешь.

— Но ты же… то есть, я думал, что…

— Ну да, я тоже думала, приятель, что мне поколят гормоны и мое тело станет женским. Но получила я всего только женскую оболочку. Хочешь покажу? Бесплатно.

Рамона вскочила с постели и принялась раздеваться. Все, что она сказала, оказалось правдой. У нее были груди и даже поверхностный слой подкожного жира, однако все это лишь пародировало женские формы, так как под ними слишком явственно угадывалась крепкая мускулатура сварщика из Версайда, которым Рамона должна была стать.

Прежний Булл ужаснулся бы при виде голого транссексуала. Но теперь? Сухой карманчик вывернутого внутрь пениса — ничто по сравнению с его новым приобретением.

— Хочешь, можешь потрогать. — Рамона поперла на Булла искусственным влагалищем, тот отпрянул. — Ничего смешного, я тебе скажу. Они вырезали кровеносные сосуды, все, что было, а кожу засунули внутрь. Но ни клитора, ничего похожего у меня нет. С тех пор обычный секс перестал для меня существовать. Все равно клиенты чаще всего предпочитают жопу. Мою жопу, так-то вот.

— Вот как? — Булл чувствовал себя, словно священник на исповеди.

— Ну д-к. Это в основном католики — итальянцы, всякие другие. Это, наверное, как-то связано с их религией, фиг ее знает. В общем и целом подобломалась я немножко.

Гигантская псевдоженщина злобно глянула на свое влагалище, как будто это был огромный кабачок, который, тем не менее, не занял призового места на сельскохозяйственной выставке. Булл почувствовал, что настал его час.

— Знаешь, Рамона, а ведь я не совсем такой, как все. — И сказав это, Булл еще раз с ужасом осознал, что нога его принадлежит противоположному полу, у нее свой странный метаболизм, она отвратна, уязвима, похотлива.

— Что это значит, приятель?

— Ну, это сложно сказать… я боюсь, ты испугаешься…

— Вот что я тебе скажу, приятель: я тут на Кроссе работаю уже пятый год и, думаю, видела уже практически все. По этой части ничего навороченнее меня, вроде как еще не придумали.

Эти слова воодушевили Булла. Он встал, испытывая чувство уязвимости, не это, новое, а то, что было раньше, когда он раздевался в приемной Маргулиса, скинул штаны и повернулся к Рамоне задом.

На долгие мгновения в комнате повисла тишина. И тут Рамона закричала. И крик ее походил на гигантскую судовую сирену. Она кричала в полную силу своех легких. Кричала долго, протяжно, без продыху, да так громко, что Булл слышал его/ее, завернув за угол Каледониан-роуд, что в добрых трехстах ярдах от комнатушки проститутки. А бежал он так, будто в его руках был мяч, который должен принести победу его команде.

«Странники» погрузились в микроавтобус и покатили по трассе А22 по направлению к Бексхиллуна-море. В дороге парни весело подшучивали друг над другом и распевали солдатские песни. Ты можешь удивиться, добрый мой читатель (а может, удивишься и ты — злобный и безнравственный читатель), однако Булл горланил песни громче всех и охотно ввязывался в словесные потасовки. Товарищи по команде были поражены его веселым расположением духа, и многие отнесли это на счет его увольнения, больше похожего на демобилизацию, — так достала его эта ужасная работа в журнале Get Out!