Ты, главное, пиши о любви - Юлия Говорова

Заметенные снегом сойки на березах с синим просветом на крыле и с желудем в клюве.

Всем привет.

27 февраля

Пушкинские Горы

Юля – Марине

Ой, Марин, не знаю пока, на каком расстоянии точно волки способны чувствовать друг друга, но что в досягаемости волчьего воя, это точно. Я места себе не нахожу, когда Ирма воет. Она ведь ищет товарища, то есть отклик. А я не умею выть и подражать не хочу, а просто так вся сразу взовьюсь, растревожусь, выйду на крыльцо, если уж очень поздно, луна, мороз, и чувствую, Ирма слышит, что я вышла.

Она воет, ждет мальчика, или ей просто грустно, одиноко (период мальчика скоро должен закончиться, на днях), да и потом, как я себе это объясняю, – восхищение луной. Она ведь воет в особенно лунные и полнолунные ночи. Или когда еще месяц молодой.

А тут недавно воздух был, что ли, влажный, все деревья во льду, у Ирмы каждый волосок белый, не только усы и ресницы в инее, а вся пелеринка и длинные нити шерсти. Настоящий полярный волк. Пар изо рта, и от дыхания вокруг все белое. Подушечки лап холодные утром, я их грею. Она меня обнимает каждый раз. Ласково ставит мне лапы на плечо.

Мы сейчас снегом отрезаны от мира. Перестали ходить прямые автобусы в Москву.

До апреля или до марта. Я не знаю.

Сижу тут, как Пушкин, в карантине.

28 февраля

Пушкинские Горы

Юля – Марине

У нас ветер, Марина, ветер, ветер. А мне нравится все равно, когда дует ветер в деревне в окна.

На прогулке сегодня с Ирмой видели трех косуль, не наших, не зоопарковских, лесных. Они шли над оврагом, лесом. Грациозные, и эти белые пятна – индивидуальный рисунок – под хвостом. Хорошо, что Ирма была на поводке. О, как она, Марина, преобразилась! Забухтела, волки не лают, а действительно, можно сказать, бухтят, как глухой кашель глубоко в горле. Бух-бух. И взгляд посерьезнел. Дичь!

Мы давно их чуем. Находили их лежки и помет. Я разрешаю Ирме изучать во всех смыслах, то есть и попробовать на вкус, помет косуль, лосей. Ведь витамины!

И как это глупо звучит – в содружестве с волком – «разрешаю».

То, что запрещаю ей валяться в дерьме, вот это да. У меня с этим строго. И она знает. Ну а помет – помет.

Мы с Ирмой на глубине оврага и удаляющиеся косули с белыми пятнами на заднице над нами.

28 февраля

Пушкинские Горы

Юля – Марине

Sms: полчаса

до весны

5 марта

Москва

Марина – Юле

Здравствуй, гений эпистолярного жанра!

Сочувствую Ирме, что не даешь поваляться в дерьме. Это такое же блаженство, как нажраться помета.

Ой, сеттер Лакки любил это дело. Но больше всего он любил вываляться в дохлой кошке, после чего – к кому бы ни прикоснулся – все начинали так же благоухать, как и он. Это особый и радостный путь общения. Он искренне недоумевал, чему мы так возмущаемся?

11 марта

Пушкинские Горы

Юля – Марине

А это, Марин, настоящие дикие гуси Канады – казарки. Канадские белощекие казарки – Канада, Великие озера, Аляска. Пролетные гуси (правда, у нас выведенные в домашних условиях). Но их родители и прародители делают огромные перелеты над белым безмолвием канадских равнин, над океаном и, может быть даже – весной, – над вашим полярным кораблем.

Эти гуси были давнишней моей мечтой.

Как наш серый журавль роднит меня с Японией, так казарки, морские гуси, гордые, мужественные и сильные, с Канадой.

Хотелось бы быть их достойной. Их силы, мощи крыла и благородства.

13 марта

Пушкинские Горы

Юля – Марине

Марин, СИНЕЕ НЕБО и СОЛНЦЕ, СОЛНЦЕ! Гуляем с Ирмушкой. Вначале идем по тропе, снег ветром надраен ровно и гладко, все блестит, под ногами корочка снега лопается, в полях уже настоящий наст. И следов, следов! Мышей-полевок и зайцев, лис. Все истоптано. На ровном гладком золотом от солнца снегу только тропинки следов зверей и наша тропинка с Ирмой. Ирма засунет и спрячет голову в снег, и дышит, вынюхивает, наверно, полевок из-под снега. Она обожает нюхать снег. И шерсть на солнце вся золотится тоже.

Любимая сейчас игра – «колобок». Это значит надо схватить себя зубами за хвост и в таком положении, то есть колесом, катиться с горки. Скатимся, потом поднимаемся опять. Там снова хватает себя за хвост и снова с горки. Поскольку, в отличие от Ирмы, я не качусь, вы можете представить, сколько раз я так нахаживаю и вверх, и вниз. Но и награда мне очень нежная за это.

Когда волк наиграется, то сделает лежку. Утрамбует и разровняет снег, свернется на нем калачиком, на меня призывно посмотрит, ложись, мол, рядом. И столько теплоты в этом взгляде. Пригретый на солнцепеке волк. Жмурится нежно, томно.

Я немножечко ее тормошу – ведь мы не можем лежать весь день! Тем более что я не лежу, а терпеливо сижу, прислонившись к какой-нибудь березе. И говорю: «Ирма, на нас скоро будет капать сок!» Сегодня она у меня уснула на прогулке, и только рухнувший с ветки дерева снег ее спугнул.

Небо синее, синее, Марина! И волк у ног. И теплота его шерсти. И запах, запах! Мокрая от снега шерсть, ветками пахнет, ожиданием первых проталин – всей весной.

Вы тоже сидите рядом с нами.

Хидька вовсю тут женится, у гусей свадьбы. Крики восторга, наслаждения, плач проигравших соперников-гусаков.

С крыш капель. И улыбка волка.

Ваши звери.

11 марта

Пушкинские Горы

Юля – Марине

Хочу посоветоваться, Марин. Немного осложнились отношения с Вероникой. Мы ведь тут – как на космической станции, и это естественно. Не знаю, как быть. Обиды на сердце у меня нет. Но – как бы мы ни были все хороши, наверно, придется разойтись. Тем более что сейчас как раз каждый сделал шаг навстречу к миру.