Путь дзэн. Истоки, принципы, практика - Алан Уотс

непосредственное его переживание и продлить это переживание, не делая поспешных выводов.

Значение дзадзэн для дзэн станет очевидным, если вспомнить, что дзэн – это непосредственное видение реальности в ее «таковости». Чтобы увидеть мир таким, какой он есть, не разделенным категориями и абстракциями, нужно, безусловно, смотреть на него с помощью ума, который не думает о нем – то есть не формирует символов. Таким образом, дзадзэн – это не сидение с пустым умом, из которого исключены все внутренние и внешние впечатления. Это не «концентрация» в обычном смысле ограничения внимания одним воспринимаемым объектом, таким как точка света или кончик собственного носа. Это лишь безмолвное осознание, без комментирования, всего, что происходит здесь и сейчас. Это осознание сопровождается самым ярким ощущением «нераздельности» себя и внешнего мира, ума и его содержимого – различных звуков, образов и других отпечатков окружающей среды. Естественно, такое ощущение не возникает благодаря попыткам его обрести; оно просто приходит само по себе, когда вы сидите и наблюдаете, не имея в уме никакой цели – даже цели избавиться от цели.

Конечно, в содо или дзэндо, «монашеском зале» или «зале для медитации» в дзэнской общине, нет каких-либо особых внешних отвлекающих факторов. Это длинная комната с широкими платформами по обе стороны, где монахи спят и медитируют. Платформы накрыты татами, толстыми матами из соломы, и монахи сидят вдоль комнаты в два ряда, лицом друг к другу. Звуки, время от времени долетающие из ближайшей деревни, периодический мягкий звон колокольчиков из других частей монастыря и чириканье птиц на деревьях не нарушают, а напротив, лишь углубляют царящую тишину. Помимо этого, есть лишь ощущение прохлады, чистый горный воздух и «древесный» запах специальных благовоний.

Большое значение придается физической позе дзадзэн. Монахи сидят на плотно набитых подушечках, скрестив ноги так, чтобы ступни лежали на бедрах подошвами кверху. Руки лежат между коленями, левая поверх правой, ладонями вверх, большие пальцы соприкасаются. Тело держится прямо, но без напряжения, глаза остаются открытыми и смотрят на несколько футов перед собой. Дыхание медленное, без напряжения, с акцентом на выдохе, и его импульс исходит не от груди, а от живота. Благодаря этому центр тяжести тела смещается к животу, и поза обретает ощущение прочности, единства с землей, на которой вы сидите. Легкое, медленное брюшное дыхание подобно кузнечным мехам воздействует на сознание и придает ему спокойную, светлую ясность. Новичкам, чтобы привыкнуть к покою, рекомендуется не делать ничего другого, кроме как считать вдохи и выдохи от одного до десяти, снова и снова, пока ощущение сидения без комментирования не станет непринужденным и естественным.

Когда монахи так сидят, между платформами медленно ходят взад-вперед два смотрителя с кэйсаку, или «предупредительной» палкой, закругленной на одном конце и плоской на другом, – символом меча праджни Бодхисаттвы Маньджушри. Увидев засыпающего или сидящего в неправильной позе монаха, они останавливаются перед ним, делают церемониальный поклон и бьют его по плечам. Считается, что это не «наказание», а «живительный массаж», призванный расслабить мышцы плеч и вернуть ум в состояние бдительности. Тем не менее у монахов, с которыми я обсуждал эту практику, наблюдается такое же ироническое отношение к этому, какое ассоциируется с обычными телесными наказаниями в пансионах для мальчиков. Кроме того, правила содо гласят: «Во время утреннего служения клюющих носом следует строго наказывать с помощью кэйсаку» [156].

Сидение периодически прерывается, и монахи выстраиваются для оживленной прогулки по полу между платформами, чтобы предотвратить вялость. Периоды дзадзэн также прерываются для работы в монастыре, уборки помещений, служения в главном святилище, или «зале Будды», и выполнения других обязанностей – а также для еды и короткого сна. В определенное время года дзадзэн проводится практически непрерывно с полчетвертого утра до десяти часов вечера, и такие продолжительные периоды называются сэссин, или «собиранием ума». Каждый аспект жизни монахов должен соответствовать точному, хоть и не претенциозному ритуалу, что в определенной мере придает атмосфере содо военный оттенок. Ритуалы возвещаются и сопровождаются примерно дюжиной разных колокольчиков, трещоток и деревянных гонгов, в которые бьют с разным ритмом, чтобы объявить время дзадзэн, еды, служений, лекций или сандзэн, бесед с мастером.

Ритуальный или церемониальный стиль настолько характерен для дзэн, что для культуры, в которой подобное ассоциируется с вычурностью или суевериями, могут понадобиться некоторые пояснения. В буддизме четыре основных вида человеческой деятельности – ходьба, стояние, сидение и лежание – называются четырьмя «достоинствами», поскольку это позы, принимаемые природой Будды в ее человеческом теле (нирманакая). Поэтому ритуальный стиль проведения повседневных действий – это воспевание того факта, что «обычный человек есть Будда», и, кроме того, это естественный стиль для того, кто делает все с полным присутствием ума. Таким образом, если что-то такое простое и тривиальное, как прикуривание сигареты, делается с полной осознанностью, когда огонь, клубящийся дым и регулирование дыхания для вас выглядят самыми важными в мире вещами, то наблюдателю такое действие покажется ритуальным.

Такая позиция «действуй как Будда» особенно подчеркивается в школе сото, где дзадзэн и повседневная деятельность рассматриваются не как средства для достижения цели, а как непосредственная реализация состояния Будды. Как Догэн говорит в «Сёбогэндзо»,

Ты должен думать только о настоящем дне и настоящем часе, а не смотреть каждый миг в завтрашний день. Поскольку завтрашний день неопределенный и о нем трудно узнать, ты должен думать о следовании пути Будды, живя в дне сегодняшнем… Ты должен сосредоточиться на практике дзэн, не теряя времени, ты должен думать, что есть только этот день и этот час. Тогда все станет действительно простым. Ты должен забыть о своих хороших и плохих сторонах, о своей силе и слабости. [157]

В дзадзэн не должно быть мыслей ни о желании сатори, ни об избегании перерождения, ни о стремлении к чему бы то ни было в будущем.

Если приходит жизнь, это жизнь. Если приходит смерть, это смерть. Нет никакой причины, почему ты должен быть под их властью. Не возлагай на них никаких надежд. Эти жизнь и смерть – это жизнь Будды. Если ты пытаешься их отрицать, ты теряешь жизнь Будды. [158]

«Три мира» прошлого, настоящего и будущего, вопреки распространенному мнению, не простираются на недостижимые расстояния.

Так называемое прошлое – это вершина сердца; настоящее – вершина кулака; а будущее – задняя часть мозга. [159]

Все время здесь, в этом теле, которое есть тело Будды. Прошлое существует в воспоминаниях, будущее – в ожиданиях, и оба они присутствуют в настоящем, ибо