Цена разрушения. Создание и гибель нацистской экономики - Адам Туз

Тем не менее к концу 1920-х гг. германские предприниматели все четче осознавали недостатки стратегии Штреземана.

Из-за притока иностранного капитала и расхлябанной фискальной политики государства ассоциация промышленников Рейха сталкивалась со все более невыносимым «дисбалансом» в отечественной экономике. Поэтому неудивительно, что она охотно поддержала канцлера Брюнинга, когда тот весной 1930 г. дал обещание выполнять одновременно ее требования внутри страны и в международной торговле[323]. После того как приток нового иностранного капитала временно прекратился, соблюдение условий плана Янга потребовало осуществления жесткой программы внутренней дефляции, что, в свою очередь, позволило Брюнингу двигаться к понижению цен на внутреннем рынке – так называемому отечественному плану Янга, – которого давно добивались деловые круги. При этом германское деловое лобби, наряду с большинством других наблюдателей, воспитанных в духе традиционной экономической школы, не осознавало суровости надвигавшегося внутреннего и международного кризиса. К 1932 г. многие столпы экономической мощи, на которые так уверенно опирался Штреземан, были потрясены до основания. Deutsche Bank, Dresdner Bank и Commerz Bank были спасены от краха лишь благодаря вмешательству государства[324]. Громкие банкротства затронули машиностроение (Borsig и HANOMAG), пивоварение (Schultheiss-Patzenhofer) и страховое дело (Frankfurter Allgemeine Versicherungsgesellschaft, FAVAG)[325]. AEG, прежде входившая в число крупнейших германских корпораций, с трудом держалась на плаву[326]. В 1932 г. Фридрих Флик едва сумел избежать финансовой катастрофы, убедив государство по сильно завышенной цене выкупить его долю в угольном отделении Vereinig-te Stahlwerke[327]. В результате государство стало обладателем потенциально контрольного пакета не только в банковском деле, но и в тяжелой промышленности. Кроме того, нельзя было сказать, что кризис затронул лишь отдельные фирмы и секторы: он носил системный характер. Крушение золотого стандарта и катастрофическое распространение протекционизма подорвали сами основы экономического либерализма.

Перед лицом такой поразительной серии катастроф ассоциация промышленников Рейха сделала ставку сперва на канцлера Брюнинга, а затем и на генерала Шлейхера в надежде на то, что им еще удастся спасти остатки экономики[328]. Крупный бизнес, несомненно, не желал возвращения к системе 1920-х гг. Но в чем могла состоять альтернатива экономической политике, ориентированной на внешние связи? В этом отношении крупному бизнесу не стоило ожидать ничего хорошего от правительства, назначенного президентом Гинденбургом 30 января 1933 г. И Гитлер, и Шахт, и Гугенберг были известными врагами экономического либерализма. И фактически именно на фоне этого обстоятельства мы должны интерпретировать встречу 20 февраля, несмотря на общее оппозиционное отношение собравшихся к Веймарской конституции и их враждебность к левым партиям. Гитлер обращался не к тем, от кого ожидал полной поддержки своего правительства, а как раз наоборот[329]. Некоторые из ведущих германских предпринимателей, самым заметным из которых, возможно, был Карл Фридрих фон Сименс, в реальности отклонили приглашение Геринга[330]. А Крупп проявил наивность, если ожидал, что Гитлер позволит втянуть себя в полноценный разговор об экономической политике. Гитлер и Шахт знали, что это было бы контрпродуктивно, поскольку не существовало никакой надежды на достижение согласия по ключевым вопросам международной политики. Взгляды Шахта на торговую политику и внешние долги уже подверглись резкой критике со стороны ассоциации промышленников[331]. Но что более важно, Гитлер и Шахт знали, что они не нуждаются в согласии со стороны бизнеса. После Первой мировой войны предпринимательское лобби оказалось достаточно сильным для того, чтобы дать отпор революционным порывам 1918–1919 гг. Сейчас же глубочайший кризис капитализма сделал германский бизнес беззащитным перед государственным интервенционизмом – только уже не слева, а справа[332].

II

В первые годы существования гитлеровского режима в Германии был создан ряд механизмов контроля над предпринимательством, беспрецедентных для мирного времени. В значительной степени их появление объяснялось сложностью управления германским платежным балансом, и в этом смысле их корни явно восходили к грандиозному финансовому кризису лета и осени 1931 г. Однако в условиях полной дезинтеграции золотого стандарта, последовавшей за девальвацией доллара, ползучего дефолта Германии по ее долгосрочным обязательствам, включая долги в сотни миллионов рейхсмарок, числившиеся за германскими корпорациями, и осуществления «Нового плана» этот контроль приобрел новый и более систематический характер[333]. Как мы уже видели, «Новый план», который фактически регулировал доступ всех до единой немецких фирм к зарубежному сырью, породил обширный бюрократический аппарат, контролировавший жизненно важные функции значительного сегмента германской промышленности. Хотя экспорт, разумеется, поощрялся, отказ правительства от девальвации означал, что большинство германских экспортеров могли выдержать конкуренцию лишь в том случае, если они сперва обращались за субсидией. Это тоже требовало обширной работы с бумагами и взаимодействия с бюрократией. А экспортные субсидии, в свою очередь, финансировались за счет обременительного перераспределительного налога, взимавшегося со всей германской промышленности. Управление этой громоздкой системой контроля представляло собой основную задачу организаций, которые Шахт навязал бизнесу с осени 1934 г. по весну 1935 г.[334] В каждом секторе многочисленные добровольные ассоциации объединялись, образуя иерархию рейхсгрупп (в промышленности, банковском деле, страховании и т. д.), деловых групп (Wirtschaftsgruppen, которые действовали в горнорудной, сталеплавильной, машиностроительной и других сферах) и отраслевых групп (Fachgruppen, объединявших предпринимателей, занятых добычей антрацитов в противоположность тем, кто добывал лигнит, и т. п.). Каждая германская фирма должна была входить в какую-либо из этих ассоциаций. Каждое подразделение каждой деловой группы возглавлялось своим собственным фюрером[335]. Их кандидатуры выставлялись существующими ассоциациями, рассматривались рейхсгруппами и окончательно одобрялись Шахтом. Главная задача деловых групп заключалась в том, чтобы играть роль канала связи между отдельными фирмами и Рейхсминистерством экономики. Оно спускало вниз указы через деловые группы. Через них же в Берлин шли жалобы, предложения и донесения от фирм. Эта система непрерывно порождала на свет инструкции, руководства и рекомендации по части передовых приемов хозяйствования. Кроме того, на основе чрезвычайных указов, издание которых началось на последних этапах Первой мировой войны, деловые группы также были уполномочены на сбор обязательных отчетов от входивших в их состав фирм – тем самым была создана беспрецедентная система промышленной статистики[336]. После 1936 г., когда была внедрена стандартизированная система бухгалтерии, они получили право еще глубже вникать во внутренние дела фирм. Однако функции деловых групп были по-настоящему незаменимыми с точки зрения выполнения «Нового плана». Из кадрового состава деловых групп набирались агентства по надзору за импортом и весь их персонал[337]. В том, что касалось экспорта, именно на деловые группы начиная с лета 1935 г. были возложены оценка оборота входивших в их состав фирм и сбор налога, предназначенного для финансирования экспортных субсидий[338].