Если настигнет проклятие - Ирина Ирсс

Алек всё смотрит и смотрит в мои глаза; в его же глазах я вижу неподдельную муку, и ничего не могу ему сказать, чтобы избавить его от неё. Всё это будет – ложью. Поэтому очень быстро увожу взгляд в сторону, но, кажется, делаю это зря. Потому что, пусть я ничего не подтвердила вслух, это сделало за меня всего лишь одно действие.

Я мгновенно слышу, как Алек шумно втягивает воздух.

– Скажи, принцесса, пожалуйста, что мне всё померещилось, и ты не хотела этого, – требует он от меня невозможного, поэтому я удерживаю взгляд на земле. – Скажи, пожалуйста, что я ошибаюсь, и ты просто не предавала отчёта происходящему.

Вновь просит Алек, но я ничего не говорю. Просто стою, проглатывая солёные слезы.

– Дерьмо! – рычит он, и до меня доносится звук, очень похожий на удар об дерево.

Мгновенно вскидываю голову и наблюдаю, как он в очередной раз начинает уходить, когда я ещё не готова его отпустить. Так не должно это закончиться.

– Куда ты собрался? – слова даются с трудом, глухо срываясь с губ.

Алек оборачивается, и в его взгляде я безошибочно читаю новую вспышку осуждения.

– Я не доверяю более себе. И пока я не разобрался, что со мной произошло, буду держаться на безопасном расстоянии и поживу в одном из гостевых домиков, потому что, прости, но тебе я тоже больше не доверяю, – от резкости в его голосе у меня сжимается горло.

– Не делай этого, пожалуйста, – прошу я, когда возвращается способность говорить.

– Ты не оставила мне выбора! – не отступает Алек.

Он смотрит на меня несколько секунд, будто на самом деле ему сложно сейчас уйти. Его плечи поднимаются и опускаются, я понимаю – это вздох.

– Иди, Лена, в дом, ты промокнешь насквозь, – говорит Алек тем своим голосом, как будто ему не всё равно.

И я бы не поверила в это, после всего того, что он уже сказал сегодня, но сейчас Алек действительно беспокоится обо мне. Его лицо видно совсем смутно и смазано, однако впервые за весь вечер оно наполнено сожалением.

– Но это не мой дом, Алек… – голос у меня срывается, но я всё равно должна попытаться найти хоть одну причину, из-за которой он захочет остаться.

Потому что он лучше всех знает, несколько я ненавижу поместье. Знает, что нахожусь здесь только из-за него. И это промелькивает в его глазах, на секунду я вижу в них желание успокоить меня. Но Алек не поддаётся желанию, он пятится спиной назад, качая при этом головой, словно говорит сам себе, что не может ко мне подойти.

– Прости меня, Лена, но как я уже сказал: ни у тебя, ни у меня сейчас ни в чём нет выбора.

«Ни в чём», – так и продолжает звенеть в воздухе, пока я наблюдаю, как Алек уходит.

Он действительно оставляет меня здесь одну. Обхватываю себя крепко руками, пытаясь изо всех сил справиться с эмоциями, но у меня не получается.

Лихорадит. Ломает. Сердце бьётся всё сильнее, разбухая в груди до невыносимой тяжести.

Потому что Алек действительно делает это – уходит, оставляя меня одну.

– Это Алек? – слышится голос, пытающийся перекричать шум дождя, позади меня.

Вздрогнув от неожиданности, я мгновенно оборачиваюсь на звук голоса. Спустившись с крыльца, стоит парень, который ёжится от падающих на него капель дождя. Я помню его, он один из тех парней, которые прибыли сюда самыми первыми, когда гибриды напали в лесу, но с тех пор вижу его первый раз, кажется.

Парень вглядывается в моё лицо, и я надеюсь, что дождь смывает с него слёзы.

– Он уходит? – снова спрашивает он, пытаясь разглядеть Алека в темноте.

И что-то в его осторожном взгляде, который он перемещает с темноты за моей спиной на меня, невольно вызывает неприятные ощущения в позвоночнике. Я не могу найти этому причину, потому быстро ищу слова, чтобы избавиться от ощущений.

– Не совсем, – бессмысленно отвечаю я, так как не знаю, как объяснить постороннему человеку, что происходит.

И мне приходится сразу же начать двигаться в сторону крыльца, так как объяснить, почему я стою под дождем, тоже не могу. Подхожу к парню, собираясь обойти его стороной, но тут он произносит.

– Даниил, – представляется он, и я, задержавшись около первой ступени, просто киваю, не называя своего имени в ответ, потому что даже если оно ему неизвестно, это не имеет никакого значения.

Парень смотрит на меня странным взглядом – заискивающим, раздумывающим. В его глазах бегает какое-то смутное сомнение, только к чему оно относится, мне совсем не разобрать. Затем он вновь оборачивается в том направлении, в котором ушёл Алек, и, кажется, что-то там видит. По крайней мере, это что-то неизвестное избавляет его от сомнений.

– Лучше тебе пойти в дом, ночью здесь небезопасно, – предупреждает он так, будто с его языка слетает некая колкость, вызывающая на его губах тёмную улыбку, а затем просто уходит в сторону парковки.

Я не способна устоять перед необъяснимой необходимостью посмотреть в ту сторону, что ушёл Алек, вызванную точно не желанием увидеть его ещё раз, скорее, в поисках ясности, и без проблем могу разглядеть не двигающееся, маленькое белое пятно его футболки сквозь рябь усилившегося дождя.

Он стоит там и, по-видимому, ждёт, когда я зайду в дом. И хоть внутри меня слегка теплеет от данного понимания, боли в ней не убавляет. Тогда я снова смотрю на удаляющегося Даниила, глядя на него с подозрением. Подозрением, которое никак не могу отбросить от себя, словно разглядела в его глазах что-то недоброе.

Глава 8

Моим планом было страдать. Страдать настолько основательно, чтобы весь мир мог понять, насколько мне было плохо. Но моим планам не суждено было исполниться. В первое же утро, после случившегося, когда я даже не предпринимала и единой попытки попробовать отодрать себя от постели, Марко удалось поднять меня всего за несколько минут. Этот ученик самого Сатаны смог найти моё слабое место, предложив довольно выгодную сделку: «Чем лучше и упорнее я тренируюсь, тем ценнее и правдивее информация, которой он готов со мной поделиться». И я купилась.

Мне по-прежнему хотелось знать всё, что только можно и нельзя, с ключевым «нельзя», а Марко был согласен мне это предоставить. Единственное, и здесь нашлось одно ограничение – Алек. Марко посчитал, что его секреты – это только его секреты; и раскрывать их имеет право лишь он.

И снова невероятно, но я без проблем с ним согласилась. Правда, причины были далеко не из ряда этичных. Его имя, любое напоминание о нём зарождало тоску. Нет, возможно, я и понимала, что мотивы Алека были направлены лишь на моё же благополучие. Но он был несправедлив, обвинив одну меня. И по-прежнему несправедлив, продолжая избегать своей комнаты, словно она помечена самым наихудшим проклятием. Забавный получается парадокс, потому что в каком-то смысле оно так и есть.

Но это в сторону.