Надвигается беда - Рэй Брэдбери

— Интересно, куда же они запропастились? — ЧарльзХэллуэй расставлял книги по местам. — Знай они, что вы тут с бесплатнымибилетами, небось запрыгали бы от радости.

— Вы полагаете? — Улыбка м-ра Дарка мелькнула ирастаяла, как остаток леденца. Он тихо и значительно произнес: — Я могу убитьвас.

Чарльз Хэллуэй кивнул, не прекращая своего занятия.

— Вы слышали, что я сказал? — вдруг заоралЧеловек-в-Картинках.

— Слышал, слышал, — спокойно ответил ЧарльзХэллуэй, взвешивая на ладони тяжелый том, словно он был его приговором. —Но вы не станете убивать меня сейчас. Вы слишком самоуверенны. Это, наверное,оттого, что вы слишком давно содержите свое заведение.

— Стало быть, прочли две-три газетки и решили, что всезнаете?

— Не все, конечно, но вполне достаточно, чтобыиспугаться.

— Испугаться стоило бы куда сильнее, — угрожающезаявила толпа, скрытая под черной тканью костюма. — У меня там, снаружи,есть один специалист… все решат, что случился простой сердечный приступ.

У м-ра Хэллуэя кровь метнулась от сердца к вискам, а потомзаставила вздрогнуть запястья. «Ведьма», — подумал он и, видимо,непроизвольно шевельнул губами.

— Верно, Ведьма, — кивнул м-р Дарк.

Его собеседник продолжал расставлять книги по полкам, однуиз них все время прижимая к груди.

— Эй, что вы там прижимаете? — М-р Даркприщурился. — А, Библия! Очаровательно! Как это по-детски наивно и свежо.

— Вы читали ее, мистер Дарк?

— Представьте, читал. Скажу даже больше. Каждую главуэтой книги, каждый стих вы можете прочесть на мне, сэр! — М-р Даркзамолчал, закуривая, выпустил струю дыма сначала в сторону таблички «Некурить», а потом в сторону Чарльза Хэллуэя. — Вы всерьез полагаете, чтоэта книжка может повредить мне? Значит, ваши доспехи — это наивность? Ну,давайте посмотрим.

Прежде чем м-р Хэллуэй успел двинуться, Человек-в-Картинкахподскочил к нему и взял Библию. Он держал ее крепко, обеими руками.

— Ну что? Удивлены? Могу даже почитать вам. — Дымот сигареты м-ра Дарка завихрялся над шелестящими страницами. — А вы,конечно, ожидали, что я рассыплюсь прямо перед вами? К вашему несчастью, этовсе — легенды. Жизнь, это очаровательное скопище самых разных понятий,продолжается, как видите. Она движет сама себя и сама себя оберегает, а смыслей придает неистовость. А я — не последний в легионе необузданных.

М-р Дарк, не глядя, швырнул Библию в мусорную корзину.

— Мне кажется, ваше сердце забилось чуточку веселее? —иронично обратился он к м-ру Хэллуэю. — Конечно, остротой слуха я несравнюсь с моей Цыганкой, но и мои уши кое-чего стоят. Как интересно бегают увас глаза! И все куда-то мне за плечо. На что они намекают? Ах, на то, чтомальчишки где-то здесь, в переходах этой богадельни. Прекрасно. По правде, я нехочу, чтобы они удрали. Едва ли кто-нибудь поверит их болтовне, а даже если итак — разве это плохая реклама моему заведению? Люди приходят в возбуждение, уних потеют руки и ноги, они украдкой пробираются за город, облизываются, онитолько и ждут приглашения познакомиться с лучшими из наших аттракционов.Помнится, и вы были среди них? Сколько вам лет?

Чарльз Хэллуэй плотно сжал губы.

— Пятьдесят? — с удовольствием прикидывал м-рДарк. — Пятьдесят один? — Голос его журчал, как весеннийручей. — Пятьдесят два? Помолодеть хотите?

— Нет!

— Ну, зачем же кричать? — М-р Дарк пересеккомнату, пробежал пальцами по корешкам книг на полке, словно годыпересчитывал. — А ведь молодым быть совсем неплохо. Подумайте, снова сорок— ну, не прелесть ли? Сорок ровно на десять приятнее, чем пятьдесят, а тридцатьприятнее на целых двадцать.

— Я не хочу вас слушать! — Чарльз Хэллуэйзажмурился.

М-р Дарк посмотрел на него, склонив голову набок.

— Вот странно: чтобы не слышать меня, вы закрыли глаза.Заткнуть уши было бы надежнее.

Чарльз Хэллуэй прижал ладони к ушам, но и сквозь нихпроникал ненавистный голос.

— Вот что я предлагаю, — вещал м-р Дарк, попыхиваясигаретой, — если вы поможете мне в течение пятнадцати секунд — дарю вамваше сорокалетие. Десять секунд — и можете снова праздноватьтридцатипятилетние. Очень неплохой возраст. Сравнить с вами сейчас — почтиюноша. Ну же, решайтесь. Давайте так: я начну считать по своим часам, посекундной стрелке. Как только решитесь, просто махнете рукой, а я вам тут жеотмотаю, ну, скажем, лет тридцать, идет? Как говорят специалисты по рекламе:выгодное дельце! Да вы только подумайте! Начать все сначала, когда все вокруг,а главное — внутри, новое, славное, милое. И столько еще предстоит сделать, остольком можно подумать и столько всего попробовать. Давайте! Ваш последнийшанс! Начали. Один, два, три, четыре…

Чарльз Хэллуэй отпрянул к стене, согнулся, изо всех сил сжалзубы, лишь бы не слышать проклятый счет.

— Вы теряете время, старина, — не переставаясчитать, говорил м-р Дарк. — Пять. Вы все теряете. Шесть. Семь. Считайте,почти потеряли. Восемь. Просто расточитель какой-то! Девять. Десять. Да выдурак, Хэллуэй! Одиннадцать. Двенадцать. Почти совсем поздно. Тринадцать,четырнадцать. Все потеряно! Пятнадцать! Навсегда! — М-р Дарк опустил рукус часами.

Чарльз Хэллуэй отвернулся, выдохнул и прижался лицом ккнижным корешкам, к старой уютной коже, хранящей запах древности и засохшихцветов.

М-р Дарк уже стоял у выхода.

— Оставайтесь здесь, — резко приказал он. —Послушайте свое сердце. Я пошлю кого-нибудь остановить его. Но сначала —мальчишки.

Толпа бессонных созданий, сплошь покрывавшая рослое тело,верхом на м-ре Дарке, крадучись, отправилась на охоту. М-р Дарк позвал, и всяорава вторила ему:

— Мальчики! Где вы там? Отзовитесь.

Чарльз Хэллуэй прыгнул к двери, но комната перед его глазамистала мягко поворачиваться, и он едва успел рухнуть в кресло с одной толькомыслью, стучащей в висках: «Сердце! Сердце мое, послушай! Куда же ты рвешься? ОБоже! Оно хочет на свободу!» Он откинулся на спинку и затих.

Человек-в-Картинках мягко, по-кошачьи, продвигался влабиринтах, окруженный молчаливо замершими на полках, застывшими в ожиданиикнигами.

— Мальчики! Вы меня слышите?

Молчание.

— Мальчики!

Где-то среди миллионов книг, за двумя десятками поворотовнаправо, за тремя десятками поворотов налево, после запертых дверей, левееполупустых полок, может, в литературном закопченном диккенсовском Лондоне,может, в Москве Достоевского, а то и вовсе в степях, раскинувшихся позадирусской столицы, то ли под сенью атласов, то ли за баррикадами «Географий»стояли, но может быть, и лежали, покрываясь холодным потом, двое ребят.