Соврати меня - Яна Лари

Мир мрачнеет буквально на глазах.

– Маш, я понимаю – мать! Найти человека непросто и тебе нужны были деньги. Я понимаю, что ни разу слова доброго про неё не сказал... Но одна попытка, Маша! Твоя просьба и мой отказ – это перечеркнуло бы всё: и то что взяла без спроса, и что молчала потом, – пауза взятая на то, чтобы затянуться. С одной затяжки до самого фильтра. Удушливый дым подкашивает, ведь даже к нему я почти привыкла. Из груди прорывается жалобный всхлип. Я не хочу показаться жалкой, просто не успела взять себя в руки, а теперь поздно. Его голос мечется между шёпотом и криком, отчего на душе становится только хуже. – Важно то, что ты меня боишься. До сих пор боишься. Очевидно же, почему не смогла рассказать. Сам виноват. Я не понимаю другого: почему не попросила?! По-человечески. Я монстр, что ли?! Неужели нельзя было сначала хотя бы попробовать?!

– Ты ж мой хороший. Выдержанный какой, понимающий, – пользуясь тем, что одна его рука занята, с преувеличенной любовью похлопываю Мира ладонью по щеке. – Повезёт же кому-то с тобой! Кому-то достойному, вскормленному из золотой ложки. – Арбатова перекашивает, на что я смеюсь, кратко и хрипло, вконец наплевав на инстинкт самосохранения. – Всё, выяснили? Прости воровку, бес попутал! А теперь вали, дорогой... действительно дорогой: мне выручки со всех своих органов, чтоб соответствовать твоей родословной не хватит. Не пара мы, золотце. Ты ещё после гонок на примере Димы растолковал, что лев сиротке не товарищ. Чеши, давай, в свой драгоценный вольер. И наследство своё забирай. Будущий главарь прайда, блин.

Окурок кометой улетает куда-то в сторону, а Мир с хриплым стоном впивается мне в губы. Жёсткая щетина больно царапает кожу, горечь никотина бьёт по вкусовым рецепторам, смешиваясь с грубой жадностью его поцелуя, но потрясение производит гораздо больший эффект, чем любые слова до этого. Не знаю, как здесь оказался альбом, но не его это рук дело. Не его! И всё равно зло берёт. Обида зашкаливает. Бьёт чувством несправедливости, потому что допустил такую мысль и даже не скрывает!

– Ты совсем осоловела меня гнать? Не прокатит, – обжигает мне рот его сорванным дыханием. – Паучонок ты психованный, вот скажи мне, ты правда надеешься, что я молча сожру этот финт и дам заднюю? Такого ты обо мне мнения?! – откуда-то слышится слабое потрескивание и веет дымом, но Мир, кажется, ничего вокруг не замечает. – Даже если это действительно твой косяк, будешь отрабатывать. Всю жизнь! Борщ варить учись! Я хочу, чтоб мне жена готовила, ясно?!

– Мир... – неуверенно зову, округлив глаза. Полыхающая органза не лучший антураж для предложения руки и сердца, но ополоумевший Арбатов, очевидно, приписывает мою реакцию восторгу и снова затыкает мне рот поцелуем. Приходится, изловчившись, хорошенько цапнуть его за губу.

– Маш не надо... – сбитым шёпотом мне в рот. – Просто обними меня, хорошо? Меня сейчас порвёт от злости... Потом продолжим выяснять. Обещаю. Дай успокоиться...

– Очнись, чудо! Ещё немного и мы оба успокоимся! На веки вечные, – в моих руках трещит трикотажная футболка, та самая, с любимым голубем Арбатова. Уж предсмертный хрип любимой птицы не проходит мимо его внимания. Наши взгляды, наконец, встречаются, и несколько секунд мы молча смотрим друг на друга, пока пьяный от эмоций взгляд Мирона не устремляется вперёд.

– Да что за день! – ну наконец-то! Мир словно лань, только мужского пола, срывается к дивану, чтобы одним рывком стащить тяжёлое покрывало. – Бегом к двери!

Я в шоке, стараясь подавить панический вопль, игнорирую волю царь-батюшки и что есть дури луплю подушкой по занавеске, стараясь сбить огонь.

– Я сказал, чтобы духу твоего здесь не было! Иначе следующей на очереди будешь ты.

Рявкает тихо, но очень злобно, что впрочем, не особо остужает мою прыть.

– Не могу, золотце! – сдуваю прядь волос, щекочущую нос и в последний момент чудом отскакиваю от падающего карниза, который давно уже держится исключительно на честном слове и проржавшем саморезе. – Ты сам позвал в огонь и в воду...трубы там медные... – добавляю уже не так уверенно, пятясь от грозно наступающего Арбатова.

И начавшийся было пожар, как назло, уже ликвидирован...

– Я тебя предупреждал, дорогая? – тянет он ко мне перепачканные пеплом руки. Не самое радужное дежавю. На столе за моей спиной в этот раз нет ни вазы с люпинами, ни обычного графина с водой...

Мир

– Бесстрашная, говоришь? – дёргаю Машу за локоть на себя, поворачивая и толкая к письменному столу. Оттягиваю голову назад за волосы, чтобы остервенело впиться в приоткрытые губы: глубоко, до исступления, до нехватки воздуха и стука зубов. В крови ещё гудит адреналин, леденит жилы страхом за неё. За отбитую на всю голову мерзавку, которая не побоялась наравне со мной впрячься в борьбу с огнём. С риском заработать если не пару ожогов, то шишку на темени точно.

– Арбатов! Не смей, мы ещё не закончили!

– Вот заодно и закончим, – отрезаю, собирая складками на талии юбку тонкого сарафана. Звонкий шлепок по ягодице небесной музыкой звенит в моих ушах. А какой след от пятерни на бледной коже! Фантастика. Левая рука под её грудью, правой ослабляю ремень. Прикусываю кожу на шее, чуть ниже линии роста волос. Маша отзывается тут же: то ли приглушённо материт, то ли довольно мурлычет. Сейчас не разобрать, да и неважно, мы оба на взводе, а значит, скорее всего, обойдёмся без предварительных ласк. – Обопрись руками о стол.

– Будут ещё указания? – взвинчено огрызается она, но слушается моментально, заставляя в секунды напрячься.

От ответной дрожи: нетерпеливой, трепетной, сладкой – темнеет в глазах.

– Сейчас мы не будем ничего выяснять, – веду рукой вдоль выгнутого позвоночника и прикрываю веки, впитывая ощущения. Тело под моими пальцами отзывается моментально, нагреваясь с каждой секундой, в очередной раз удивляя своей восприимчивостью.

– Как это не будем?! Ты чуть не сжёг мою спальню. Обвинил меня в краже! И даже не испытываешь угрызений совести.

Нависнув, тяну Машу за волосы, заставляя запрокинуть голову, и провожу языком по её нижней губе. Кусающий поцелуй разрядом тока пробегает по нервам. Взвинченность прорывается шумным выдохом. Во мне каждая мышца горит, пока я сверлю её яростным взглядом. Девочка-пламя. И я её динамит.

– Ты даже близко не представляешь что я сейчас испытываю, – припечатываю ладонью уже вторую ягодицу, выбивая из Маши новую порцию бессвязных ругательств вперемежку с мольбами. И помню, помню, что ноги обоих практически не держат, что не спали сутки, и защиты с собой нет, только устоять уже не получится. Я снова её хочу. Сгореть хочу. Дотла. Сейчас же.

Не отрывая мутного взгляда от пылающих отпечатков на округлых полушариях, на ощупь расстёгиваю молнию на джинсах. Тяжёлая ткань глушит стук упавшего на пол ремня, пока я рывком двигаю её бёдра назад, заставляя сильнее прогнуться в пояснице. От Машиных недавних капризов не остаётся и следа, она сама чуть шире разводит ноги, открывая мне настолько возбуждающий обзор, что от эрекции становится больно. Пальцами веду по покрасневшей коже к нижнему белью. Пепел оставляет полосы на белом кружеве. Под рёбрами всё заходится ходуном, лёгкие стесняет запах дыма. Её распущенные волосы языками огня лижут острые лопатки. Между нами даже воздух искрит: ударяет в голову, пожирает всё лишнее, полыхает, трещит запредельным голодом. В паху простреливает жаром от вида хрупкого тела, совершенного в своей готовности принять меня. Не могу больше. Порывисто отодвигаю в сторону безнадёжно мокрую полоску белья. Плавный проникающий толчок. До упора. Почти без прелюдии. Одновременно содрогаемся от обжигающей тесноты, которая хлещет лавой по каждой вене на границе с болью.