Троянская тайна - Андрей Воронин

Зажав ладонями уши от неожиданного дикого грохота, Ирина сидела за рулем и смотрела на мишень. Она отчетливо, как сквозь мощный бинокль, видела, что после каждого выстрела от верхнего конца ветки отлетал кусочек чуть длиннее спичечного коробка. Седьмой выстрел повалил огрызок ветки; восьмой перебил его пополам, пока он падал, а девятый разнес в щепки катившийся по бетону коротенький обломок гнилой деревяшки.

Сиверов плюхнулся на сиденье и захлопнул дверь.

– Концерт окончен, – заявил он. – Можно ехать.

– Впечатляет, – сказала Ирина. Она резко, в два приема развернула машину в бетонной траншее, поставив ее носом к выезду, и включила первую передачу. – Это что, какой-то фокус?

– Да какой там фокус, – рассеянно отозвался Сиверов, думая о чем-то своем. – Обыкновенная ловкость рук... Поедемте, Ирина Константиновна. И, я прошу вас, если можно, побыстрее. А то плететесь, как "запорожец" с груженым самосвалом на буксире...

Повернув голову, Ирина взглянула на него с веселым недоумением, а потом надавила на газ, и спустя полминуты Глеб горько пожалел, что не откусил себе язык, когда в голову ему пришла эта в высшей степени неудачная шутка насчет скорости.

Начальник отдела внутренних дел шел впереди, показывая дорогу, и все, о чем он думал в данный момент, легко угадывалось по его стремительной, прямо-таки окрыленной походке. Дело, в связи с которым его отдел почтило своим визитом высокое начальство в лице генерала ФСБ Потапчука, обещало вылиться в полновесный нераскрываемый "глухарь", грозящий основательно подпортить и без того не блестящую отчетность. Поскольку двойным убийством в обувном магазине заинтересовалась ФСБ, подполковник надеялся, что дело это у него заберут, снимут с его сутулых плеч. Да и то сказать: ориентировка на покойничков, царствие им небесное, лежала в дежурной части уже без малого неделю, и ориентировка эта, между прочим, была разослана федералами. Был у господ чекистов к убитым какой-то свой интерес, чего-то они там наколбасили как раз по части федеральной службы, а раз так, то пускай господа федералы сами этим и занимаются.

Без стука распахнув дверь, подполковник вошел в кабинет и остановился на пороге. Через его плечо Глеб увидел примерно то, что и ожидал: тесноватую комнатенку с зарешеченным окошком, пару обшарпанных письменных столов, на одном из которых гордо красовался древний компьютер в пожелтевшем от старости корпусе, облупившийся несгораемый шкаф в углу и большой, в полстены, плакат с сердитым усатым красноармейцем. Грозный указующий перст красноармейца был нацелен на входящих, а надпись внизу не менее грозно вопрошала: "ТЫ ОКАЗАЛ СПОНСОРСКУЮ ПОМОЩЬ МИЛИЦИИ?!"

Прямо под этим плакатом на жестком казенном стуле, пригорюнившись, сидела зареванная девчонка лет двадцати, с симпатичной, хотя и несколько подпорченной потеками туши для ресниц мордашкой. На ногах у нее были резавшие глаз своей вызывающей новизной кроссовки, которые никак не сочетались с длинными, покрытыми темным лаком ногтями и крупными сережками из дешевой бижутерии.

С двух сторон на девчонку наседали одетые в штатское опера; судя по всему, допрос был в самом разгаре, но желаемых результатов пока не дал: девчонка ревела в три ручья и, кажется, никак не хотела брать вину в двойном убийстве и ограблении магазина на себя.

При появлении начальства оперативники встали. Подполковник солидно кашлянул в кулак и коротко объявил:

– Свободны.

Один из оперативников перед уходом вознамерился было сунуть в ящик стола протокол допроса, но подполковник его остановил.

– Это оставь, – сказал он. – Чего прячешь-то – грамматические ошибки? Тоже мне, Глеб Жеглов! Свободны, я сказал!

Выходя, один из оперов сильно толкнул Глеба плечом. Сиверов не обратил на это внимания. В жизни везет далеко не всем; многие рождаются бесталанными дураками и пытаются восполнить этот печальный недостаток хамством, которое их с детства приучили считать признаком настоящей мужественности. Другие дураки приучили, такие же, как они, а то еще и похуже...

– Работайте, товарищи. Не буду вам мешать, – сказал подполковник, адресуясь в основном к Федору Филипповичу, и вышел, тихонько прикрыв за собой дверь.

Сквозь дверь стало слышно, как он в коридоре вполголоса распекает за что-то своих подчиненных.

Федор Филиппович остановился посреди кабинета, с каким-то ностальгическим выражением лица рассматривая убогую обстановку.

– Дела давно минувших дней, преданья старины глубокой, – грустно процитировал он из Пушкина и доброжелательно посмотрел на сидевшую под сердитым красноармейцем девушку: – Добрый день.

– Зд-д-дра-а-авст-т-т-т...

Федор Филиппович посмотрел на Глеба. Глеб взял стоявший на сейфе графин с водой, дунул на всякий случай в стакан, вынул из графина пробку и, с сомнением понюхав горлышко (мало ли что!), набулькал с полстакана воды, поскольку в графине, слава богу, оказалась именно она.

Свидетельница, которую еще не успели превратить в обвиняемую, жадно схватила стакан и припала к нему, пролив почти половину себе на блузку. В тишине кабинета был отчетливо слышен дробный стук зубов о стекло.

– На дверцах полицейских машин в Америке, – негромко сказал куда-то в пространство Федор Филиппович, – пишут девиз: "Служить и защищать". М-да...

Глеб цинично подумал, что по сравнению с тем, что по приказу гуманного и доброжелательного Федора Филипповича творил иногда агент по кличке Слепой, топорная работа здешних ментов показалась бы детским лепетом.

Федор Филиппович присел к столу, на котором одиноко белел листок протокола, отобрал у девчонки пустой стакан и взамен сунул в ее трясущуюся руку носовой платок.

– Ну-с, – он заглянул в протокол, – Елизавета Павловна, расскажите, что с вами стряслось.

Глеб сел за второй стол, поморщившись оттого, что сиденье стула оказалось теплым, нагретым чужим задом – может быть, того самого мента, что так грубо толкнул его в дверях, – и, вынув из кармана пачку сигарет, протянул ее девчонке. Та с благодарным кивком взяла сигарету, со второй попытки ухитрилась-таки попасть ею в рот и кое-как прикурила от поднесенной Глебом зажигалки. Курила она неумело, возможно вообще первый раз в жизни, но это было еще лучше: сосредоточившись на непривычном процессе, она могла немного отвлечься от своих несчастий и хотя бы отчасти успокоиться – ровно настолько, чтобы с ней можно было говорить. Глеб подумал, что вместо сигареты ей было бы лучше выпить чашечку кофе, а еще лучше – выпить валерьянки, но ни того, ни другого в кабинете, естественно, не было. А может, и было, только он не знал, где искать – может быть, в сейфе?

– Так что там произошло, в этом вашем магазине? – умело скрывая нетерпение, повторил свой вопрос Федор Филиппович.

– Так я же все рассказала, – снова начиная хлюпать и вздрагивать плечами, плаксиво ответила Елизавета Павловна. – Пять раз рассказывала, а они... они...