Сталинские коммандос. Украинские партизанские формирования 1941-1944 - Александр Гогун

Пожалуй, единственным по-настоящему слабым местом борьбы румын с партизанами и агентурой являлась коррупция. За взятку полицейские готовы были отпустить даже обреченного на расстрел пленного боевика.

Ну и третья важная причина, по которой немцы проиграли войну партизанам, не имеет ничего общего с прусской национальной традицией, поскольку была следствием только и исключительно нацизма, гитлеровского стиля правления. Речь идет о явлении, которое по-русски принято называть ведомственностью, а в немецкой историографии — борьбой компетенций или конкуренцией полномочий[359]. В упорядоченный прусский государственный аппарат НСДАП внесла бюрократизацию и хаос. Если служащий кайзера воспринимал государство почти как священный, а самое главное — единый организм, то нацистские бонзы мыслили в феодальных категориях и заботу об интересах всей госсистемы заменили преданностью начальнику и ведомству.

В отношении антипартизанской борьбы это привело сразу к нескольким последствиям.

С середины 1942 г. борьба с «бандитизмом» на оккупированной советской территории была хоть как-то централизована, возложена на СС. При этом Вермахт неохотно делился сферами ответственности. В течение нескольких месяцев шел передел областей компетенции. Генрих Гиммлер в отчете в конце 1942 г. отметил победу СС: «Дальнейшие сложности для текущих [антипартизанских] акций, — например, [существовавшая] вопреки приказу фюрера постоянная непроясненность с Вермахтом [вопроса] об исполнении приказаний — ликвидированы»[360]. Однако после этого никаких успехов в антипартизанской борьбе немцами достигнуто не было.

Представители СС не были очень сильно заинтересованы в успехах операций против партизан. Описывая действительно нарастающую угрозу тылу, руководители СС постоянно выпрашивали у высшего руководства рейха новые средства и силы, при этом о каком-то рациональном использовании уже имеющихся ресурсов говорить не приходилось.

Лишь в незначительной степени объектами партизанских атак были посты полиции, также входившей в ведомство Гиммлера, полицейские батальоны и части ваффен-СС. То есть СС — главный инструмент обеспечения спокойного тыла — партизан не особенно интересовало. В этом смысле по крайней мере некорректен советский историко-пропагандистский штамп о «народных мстителях»: как раз тем, кто особенно зверствовал, советские партизаны мстить не стремились. Зато их внимание привлекали, во-первых, хозяйственные объекты (прежде всего в сельской местности) и, во-вторых, коммуникации — в основном железные дороги. Разрушая экономику, с помощью террора затрудняя работу немецкой гражданской администрации, советские партизаны причиняли существенное беспокойство Восточному министерству Альфреда Розенберга и не подчиненным ему напрямую рейхс-, генерал- и гебитскомиссарам, а также представителям многочисленных нацистских экономических учреждений и ведомств, ответственных за эксплуатацию захваченных территорий. Охрана железных дорог либо прямо находилась в ведении Вермахта, либо, в других случаях, Вермахт был кровно заинтересован в их нормальной работе, которой препятствовали партизаны. Вермахт, гражданская администрация и СС, в том числе входившая в это ведомство полиция, и в 1943–1944 гг. также находились в постоянной борьбе компетенций. Не стоит и говорить о том, что представители этих организаций попросту спесиво относились друг к другу на личном уровне.

Офицеры и генералы СС считали элиту Вермахта скопищем отсталых служак, косных и реакционных представителей «бывшей Германии». В свою очередь, командный состав Вермахта смотрел на коллег из СС как на кровожадный нацистский сброд, своими зверствами пятнающий немецкий мундир, отребье, не имеющее представления о традициях и чести. И те и другие одинаково высокомерно глядели на «тыловых крыс» — самовлюбленных, чванливых и неумелых «золотых фазанов» из гражданской оккупационной администрации. Последние держали силовиков за безмозглых солдафонов.

На практике все это приводило к следующему: при увеличении партизанских атак гражданская администрация и Вермахт, а также имперское управление железных дорог бомбардировали записками с просьбой о помощи как свое руководство, так и функционирующие параллельно на оккупированной территории полицейские структуры. Когда масса этих тревожных посланий становилась критической, либо Гитлер давал Гиммлеру приказ исправить ситуацию, либо сам глава СС, не дожидаясь замечания своего руководителя, отдавал вниз по инстанции указания о проведении антипартизанской операции. Последняя в принципе является крайне сложным типом боевых действий и, даже при наличии численного превосходства над противником, очень опасна для тех, кто ищет и преследует по лесам и болотам партизан, пытается их уничтожить или взять в плен. Сводка СД уже в сентябре 1942 г., оправдывая неудачи ведомства Гиммлера, указывала на мастерство советских коммандос: «Шайки тактически хорошо руководимы. При централизованных мероприятиях по борьбе с бандами или значительном применении полицейских сил они разделяются на маленькие [отряды], для того, чтобы сделать невозможным преследование, разделить посланные за ними силы и поодиночке их уничтожить»[361]. При этом, если офицер, проводящий, например, облаву, или погоню за партизанским отрядом, действительно заинтересован в ее успехе, то он должен быть готов к потерям среди личного состава вверенной ему военной части. А в донесениях командиров СС сведения о собственных потерях зачастую заставляют успомниться, была ли вообще проведена операция, или же несколько эсэсовцев погибло, скажем, от неосторожного обращения с оружием. Внутренние войска НКВД в борьбе против УПА также не достигли впечатляющих военных успехов, но из-за большей централизации управления и наличия больших сил интенсивность антипартизанских мероприятий коммунистов в Западной Украине была по крайней мере, не низкой. О большевиках один из украинских повстанцев говорил со смесью опасения и уважения:

Но вообще выдумывать собственную деятельность даже сотрудники зараженного приписками гитлеровского аппарата власти не могли. Поэтому, жалея собственных подчиненных, презирая жителей СССР, эсэсовцы, вместо того, чтобы вести утомительные и кровопролитные бои с вооруженным, динамичным, хитрым и свирепым врагом, устраивали истребление мирных жителей, замеченных в помощи партизанам или просто оказавшихся в районе проведения антипар-тизанской операции. При этом, согласно оценкам специалистов Вермахта, даже проведение массовой облавы не гарантировало эффекта: «Окончательное замирение подобной (лесистой. — А. Г.) области предполагает, что после операции войска останутся в области, и будут каждую вновь начавшуюся деятельность душить в зародыше»[363]. Однако, послав в Берлин отчеты об очередной окончательной победе, измерявшейся количеством сожженных деревень и уничтоженных «бандпособников», полицейские части возвращались в гарнизоны. Партизаны же, переждав в чаще опасный для себя период за рассматриванием «красочных» и в прямом смысле слова ярких (от огня) сцен, возвращались к своим прежним занятиям: к подрывам поездов, везущих боеприпасы и продовольствие для сражающегося на фронте Вермахта, и сожжениям объектов, подведомственных гражданской администрации — сельхозимений, складов, конюшен — в общем, всего, что могло быть экономически использовано оккупантами.