Любовник - Маргерит Дюрас

— Ты спала?

— Да, — кивает Мария. — Долго?

— Не знаю, — говорит Клер. — Все уже уехали. Наверно, долго. Да. — И добавляет: — Это хорошо, что ты поспала.

— Ты бы тоже выпила кофе, — советует Мария. — Раз уж он здесь хороший.

Клер заказывает кофе. Поворачивается к Марии.

— Пока ты спала, мы прогулялись в той роще, что за отелем.

— Жара была ужасная?

— Ужасная. Но если не обращать внимания, то легче. Ты ведь знаешь.

— Комнаты в Мадриде заказаны, — говорит Пьер. — Так что чуть пораньше, чуть попозже — не имеет значения, поедем, когда ты скажешь, Мария.

— Я только хочу, чтобы Жюдит приняла душ. И едем в Мадрид, да?

Они кивают: да. Мария уводит Жюдит на первый этаж, где ванные. Жюдит послушно идет с ней. Мария ставит ее под душ. Жюдит смеется. И Мария встает рядом с ней под струи воды. И они смеются обе.

— Какие вы свеженькие, — приветствует их Клер, когда они возвращаются. Тискает Жюдит, целует ее.

Когда выходишь на улицу, кажется, будто жара все та же. Но что-то изменилось. Уже далеко утро с его терзаниями. И живешь теперь надеждой на то, что наступит вечер. Крестьяне снова вышли в поля и жнут все ту же пшеницу, а розовые горы на горизонте напоминают о безвозвратно ушедшей заре этого дня.

Машину ведет Клер. Пьер сидит рядом с ней, молчит. Мария сама захотела сесть сзади, с Жюдит. Клер ведет уверенно, только чуть-чуть быстрее обычного. На первый взгляд лишь это и изменилось, а так путешествие продолжается, как прежде. Не стоит заострять внимание на этой мелочи; каждый из них понимает, что изменилось, понимает и принимает.

Дороги Кастилии стелются под колесами; уже наступает предвечерний час.

— Самое позднее через полтора часа будем в Мадриде, — говорит Пьер.

Когда они проезжают через какую-то деревню, Мария просит остановиться ненадолго. Пьер ничего не имеет против. Клер тормозит. Пьер зажигает ей сигарету. Их руки встречаются, соприкасаются. У них есть теперь свои, очень отчетливые воспоминания.

Деревня довольно большая. Они заходят в первое же попавшееся кафе, у самой дороги. Все местные крестьяне еще в полях. Они в зале одни. Зал большой, очень большой и пустой. Официанта не дозваться. В задней комнате бормочет радио, не заглушая непрестанного гудения бьющихся о стекла мух. Пьер зовет несколько раз подряд. Радио смолкает. К ним наконец подходит официант, довольно молодой мужчина. Сегодня вечером Марии хочется вина. Пьеру тоже. Клер ничего не будет пить. И Жюдит не будет.

— Как хорошо, — говорит Мария.

Ей никто не отвечает. Жюдит уже бегает по залу, рассматривает роспись на стенах. Сцены жатвы. Детишки играют с собаками в тени под телегами. Наивная торжественность обеда в кругу семьи, среди всех тех же золотистых колосьев, повсюду, на всех стенах, со всех сторон, насколько хватает глаз.

— Стоит только посмотреть на нее, — замечает Пьер, — сразу видно, что жара спадает.

Мария зовет дочку, пытается ее причесать. Такая она худенькая, почти голенькая, в одном купальничке. Морщится, когда расческа дергает спутанные волосы.

— Она будет такой же красавицей, как ты, — говорит Клер.

— Я тоже так думаю, — соглашается Пьер. — Она — вылитая ты.

Мария чуть отстраняет малышку, чтобы получше разглядеть, и отпускает ее к картинкам, к пшеничным полям на стенах.

— Правда, она у нас красивая, — говорит она.

Мария пьет вино. Молодой человек из-за стойки бара смотрит на Клер. Пьер больше не пьет. Надо ждать, пока Мария прикончит графин. Вино скверное, кислое и тепловатое. Но она говорит, ей нравится.

— Сегодня вечером, — размышляет она вслух, — можно будет куда-нибудь пойти. Заедем в отель, примем душ, переоденемся и пойдем куда-нибудь, правда? Жюдит я поручу горничной, сразу, как приедем. Можно, правда?

— Конечно, — кивает Пьер.

Мария пьет. Пьер смотрит, как убывает вино в графине. Медленно-медленно. Надо ждать.

— Но ты же устала, — напоминает ей Клер.

Мария кривит губы, как будто вдруг распробовала вкус вина.

— Нет, знаешь ли, по вечерам я никогда не устаю.

Она манит рукой человека за стойкой.

— Есть сегодня что-нибудь новенькое о Родриго Паэстре?

Молодой человек роется в памяти. Ах да, убийца.

— Умер, — отвечает он.

И, подняв руку, приставляет к виску воображаемый револьвер.

— Откуда вы знаете? — спрашивает Пьер.

— По радио передали час назад. Его нашли в поле.

— Уже, — говорит Мария. — Извините, что докучаю вам этой историей.

— Полно, Мария, не начинай все сначала.

— Я так и знала, — роняет Клер.

Мария допила вино. Бармен ушел обратно за стойку.

— Идем, Мария, — торопит Пьер.

— Я его не выбирала, у меня и времени не было выбирать, — говорит Мария. — Он просто наткнулся на меня. На границе мы отпустили бы его в лес. Подождали бы его на берегу реки, ночью. Как страшно. Но он бы пришел. Если бы только он перетерпел время, необходимое, чтобы добраться до границы, если бы только не убил себя, то потом он уже не стал бы убивать себя, когда узнал бы нас.

— Ты не можешь хотя бы попытаться забыть его?

— Я и не хочу, — качает головой Мария. — Он занимает все мои мысли. Всего несколько часов прошло, Клер.

Они выходят на улицу. Уже возвращаются с полей телеги. Эти жнецы первыми закончили работу. Они улыбаются туристам. Их лица серы от пыли. На телегах спят дети.

— Долина Хукар очень красива, — говорит Клер. — Сто километров до Мадрида. Мы, кажется, как раз подъезжаем к ней.

Теперь за руль садится Пьер. Клер хочет побыть рядом с Жюдит. Мария уступает ей. Руки Клер обнимают Жюдит. Деревня осталась позади, и Мария почти сразу засыпает — опять засыпает. Они не будят ее, чтобы она посмотрела на долину Хукар, будят, только когда вдали уже виднеется Мадрид. Солнце еще не село. Оно касается краем золотистых колосьев. Они подъезжают к Мадриду, как и рассчитывали, перед заходом солнца.

— Ох, какая же это была усталость, — вздыхает Мария.

— Мадрид, смотри.

Она смотрит. Город сначала надвигается на них каменной горой. Потом становится видно, что гора вся изрыта черными отверстиями — их словно пробивает солнце, — потом вырисовываются расставленные в геометрическом порядке прямоугольные глыбы разной высоты, разделенные пустотами, в которых тонет свет, розовый свет усталой зари.

— Как красиво, — говорит Мария.

Выпрямившись, она запускает руки в волосы и смотрит на Мадрид в окружении моря золотистой пшеницы.