Вдова-шпионка. Как работа в ЦРУ привела меня из джунглей Лаоса в московскую тюрьму - Марта Петерсон

Я без труда достала билет на рейс “Пан-Америкэн”, дважды в неделю летавший из Москвы в Нью-Йорк. В середине семидесятых самолеты “Пан-Америкэн” редко вылетали из Москвы полностью загруженными. Самолеты “Аэрофлота”, напротив, летали полными: на них русские отправлялись в гости к родственникам, которым повезло эмигрировать в США. Русские не летали самолетами “Пан-Америкэн”, потому что купить билет на эти рейсы можно было только за доллары. Билеты на рейсы “Аэрофлота” оплачивали в рублях.

Тем вечером, прежде чем уйти домой с работы, я сказала друзьям из посольства, что лечу домой в короткий отпуск и что мне гораздо лучше будет лететь вместе с сестрой. Нам всегда приходилось придумывать убедительные предлоги для таких поездок, ведь никому не хотелось, чтобы в КГБ мои поездки связали с какой-либо подозрительной оперативной деятельностью. Хотя меня не считали сотрудницей ЦРУ, рисковать не стоило. В штаб-квартире мне посоветовали лететь в США под предлогом того, что мне нужно навестить семью, и возвращение в компании сестры делало это даже более правдоподобным.

Я взяла большой чемодан, чтобы потом привезти с собой овощи и другие предметы роскоши, которые я планировала купить в США. Когда мы с Мэри-Элис вышли в коридор с двумя огромными чемоданами и ручной кладью, я подумала, что мы выглядим, как эмигрантки. Мы дождались лифта. Зная, как быстро закрываются двери, которые нельзя было ни придержать, ни открыть какой-нибудь кнопкой, мы сунули внутрь чемоданы и вбежали в кабину следом за ними. Не успели мы перевести дух, как двери закрылись. Я попрыгала, и лифт поехал вниз.

Несмотря на смущение, мы были довольны собой и никак не ожидали, что лифт остановится раньше положенного. Решив, что мы доехали до первого этажа, я взяла свой чемодан и просунула его в образовавшуюся щель, как только двери немного раздвинулись. Но у лифта стоял мальчишка-подросток, державший поставленный на заднее колесо велосипед. Он не ожидал, что лифт придет полным и две женщины закричат на него, чтобы он отошел и дал им выйти. Я пыталась вынести из лифта огромный чемодан, а он одновременно пытался впихнуть внутрь велосипед. Когда двери стали закрываться, я запрыгнула обратно в лифт, а мальчишка отскочил на площадку.

К счастью, лифт поехал дальше вниз. Выходя из лифта и вытаскивая свой багаж, мы с Мэри-Элис хохотали до слез. Внизу уже ждала машина, на которой нас должны были доставить в аэропорт, — это было одним из немногих приятных преимуществ работы в посольстве. Уверена, шофер решил, что мы несказанно счастливы отправиться в США, потому что по дороге в аэропорт мы снова и снова вспоминали случай в лифте и разражались смехом.

Я провела в штаб-квартире неделю, изучая дело агента и подготавливая свою речь. Получив подробные инструкции от старшего офицера Кена, который вел его дело, я смогла убедить агента вернуться в Москву и продолжить работу на ЦРУ оттуда. Хотя в итоге он так и не вернулся. Он стал перебежчиком и прожил счастливую жизнь в США. Но тогда я приехала в Москву, довольная своей американской командировкой. Я гордилась своими достижениями. Шопоголиком я никогда не была, но неожиданно оценила огромный выбор вещей, на которые можно было потратить деньги дома. Мне также понравилось ужинать в хороших ресторанах в компании друзей. Я знала, что мне будет сложно еще на год вернуться к спартанской жизни в Москве.

В штаб-квартире я встретилась с офицерами из отдела СССР, описала прошлую закладку у “Стены” и мужчину, которого видела в отдалении. Они также сочли, что Тригон не пришел за пакетом, потому что не заметил проехавшей мимо машины, но однозначного объяснения случившегося у них не было. Нас удивляло, что за мной до сих пор не установили слежку, и мы пришли к выводу, что дело, возможно, в том, что я женщина, а следовательно, в КГБ считают, что я не могу заниматься оперативной работой.

Вернувшись в Москву, я разделила восторги офиса по поводу следующего синхронизированного обмена с Тригоном в “Лесу”. Майк и Эд шутили, что на этот раз мне, возможно, не придется снова самой забирать свой пакет. В середине июня мы с радостью увидели машину Тригона на “Парковке”: так он подавал нам сигнал, что готов оставить свой пакет в “Лесу”, опять же у основания фонарного столба.

Так случилось, что изначально этот объект, как и “Стена”, был подготовлен для доставки пакета из машины, но в прикуриватель мы включили сообщение, в котором предупредили Тригона, что наш офицер — вполне возможно, женщина — сделает закладку до 21:00, подойдя к столбу пешком, а затем сразу покинет это место. Мы велели Тригону прийти в “Лес” в 22:00 и забрать пакет, одновременно оставив свой на том же месте. Затем наш офицер должен был вернуться на объект, чтобы забрать его закладку.

Чтобы сообщить Тригону, что мы забрали его пакет, мы планировали подать сигнал, который Тригон мог увидеть на следующий день, а именно оставить пятно от губной помады на автобусной остановке на Кутузовском проспекте. Хотя такой сигнал был ему понятен, после того как я подала его один раз, мы решили, что он сопряжен с большим риском. Кто-нибудь мог издалека наблюдать за остановкой, а убедительной причины размазывать губную помаду по стеклянной стене у меня не было.

В день обмена мы провели обычное совещание, чтобы обговорить мой маршрут, место парковки, график операции и сигнал о ее успешном завершении. Хотя мы говорили об этом и на прошлых совещаниях, я не на шутку волновалась. Мне предстояло доставить самый важный пакет, который Тригон когда-либо получал.

Нил тщательно упаковал тайник в большом полене, удостоверившись, что содержимое надежно защищено от поломок. Мы понимали, что Нил проявляет особую осторожность из-за ручки с ядом. Он хотел обеспечить безопасность хрупкого резервуара, чтобы тот не разбился в процессе доставки пакета. В послании, записанном на везикулярную пленку, мы велели Тригону хранить эту ручку в безопасном месте и выражали уверенность в том, что он сумеет адекватно оценить ситуацию.

В пакет также поместили идентичную крупную ручку с миниатюрным фотоаппаратом. Мы сказали Тригону пользоваться ею на работе, вместо того чтобы носить документы домой и снимать их на 35-миллиметровую камеру. Нил положил в пакет двадцать дополнительных кассет миниатюрной пленки. На каждую кассету можно было снять 120 страниц, по одной странице документа на кадр. Любопытно, что техники из штаб-квартиры сделали обе ручки таким образом, чтобы ими можно было пользоваться по назначению. Если фотоаппарат еще можно было разглядеть при ближайшем рассмотрении, то ручка с ядом казалась совершенно обычной.

Нил добавил в пакет большую пачку рублевых купюр мелкого достоинства, украшения с изумрудами, одноразовые блокноты и везикулярную пленку с посланием к Тригону, в котором мы выражали свою радость по поводу того, что с ним все в порядке, и благодарили его за доставку прошлого пакета. Мы сообщали ему, что в штаб-квартире очень довольны предоставленными им документами. Хотя мы обсуждали возможность составления более точных инструкций относительно того, какая информация наиболее ценна для штаб-квартиры, мы решили не включать их в пакет, чтобы не раскрывать, к чему имеет доступ Тригон. Если бы пакет забрал кто-то другой — в худшем случае офицер КГБ, — такие инструкции могли привести к разоблачению Тригона. В штаб-квартире нам сказали, что с учетом уровня его доступа интерес представляют любые документы, которые он фотографирует на работе.