Домашние правила - Джоди Пиколт

– Ты выбил ей зуб, когда дрался с ней? – спрашиваю я. – Так парни вроде тебя уходят? Избивая своих подружек?

– Я не бил ее…

– Марк, тебе не выкрутиться. У нас есть ее тело, на руках и на шее у нее следы побоев, это ясно как день. Сколько времени нам понадобится, по-твоему, чтобы связать их с тобой?

Он морщится:

– Я вам говорил, мы поссорились, и я схватил ее за руки. Прижал к стене. Я хотел… Я хотел… проучить ее.

– И эта лекция завела тебя слишком далеко, верно?

– Я не убивал ее. Клянусь Богом!

– Зачем ты отнес ее тело в лес?

Парень смотрит на меня:

– Прошу вас. Вы должны мне поверить.

Я встаю и нависаю над ним:

– Ничему я не должен верить из твоих слов, сопляк. Ты уже один раз соврал мне про ссору с ней в выходные, когда выясняется, что вы ругались с ней и во вторник тоже. Отпечаток твоего ботинка найден под окном с разрезанной москитной сеткой, твои отпечатки пальцев – на ее горле, и еще у меня есть тело девушки, которая была приведена в порядок и перевезена. Спроси любого присяжного в этой стране, это все сильно похоже на попытку парня, который убил свою подружку, скрыть преступление.

– Я не резал сетку. Не знаю, кто это сделал. И я не избивал ее. Я разозлился, да, толкнул ее… и ушел.

– Верно. А потом вернулся и убил.

Глаза Магуайра полны слез. Я гадаю, ему действительно жаль Джесс Огилви или он расстроен, что его поймали.

– Нет, – говорит он глухим голосом. – Нет, я любил ее.

– Ты так же плакал, когда убирал ее кровь в ванной? А когда вытирал кровь с ее лица?

– Я хочу увидеть Джесс, – просит Марк. – Позвольте мне посмотреть на нее.

– Надо было думать об этом раньше, – говорю я и отхожу от него.

Пусть пару минут потушится в ощущении собственной вины, прежде чем я вернусь и выжму из него признание. Магуайр утыкается лицом в ладони. И тут я замечаю, что на них нет ни ссадин, ни царапин, ни синяков, которые обязательно появляются, если ударишь кого-нибудь так сильно, что у твоего противника вылетит зуб.

К пяти годам я понял, что между мной и Джейкобом есть разница.

Я должен был съедать с тарелки все, что на нее положили, а Джейкоб мог оставлять на ней такие продукты, как горошек и помидоры, потому что ему не нравились ощущения, которые возникают от них во рту.

Какие бы детские песенки я ни любил слушать, пока мы ехали в машине, они всегда уступали место Бобу Марли.

По вечерам я должен был убирать все свои игрушки, но шестифутовой колонне машинок, которые Джейкоб целый день расставлял по полу, дозволялось змеиться по коридору целый месяц, пока ему не надоедало.

Хотя по большей части я оказывался просто лишним. Потому что, как только у Джейкоба наступал очередной кризис, а это случалось постоянно, мама бросала все и бежала к нему. И обычно брошенным оказывался я.

Однажды, когда мне было лет семь, мама обещала мне, что днем в субботу отведет нас смотреть 3D-фильм «Дети-шпионы». Я всю неделю ждал этого момента, так как мы редко смотрели фильмы в кино, особенно 3D, у нас на это не было лишних денег; но мне попались бесплатные очки в коробке с хлопьями, и я канючил и канючил, пока мама не согласилась. Но это – вот сюрприз! – оказалось мелочью. Джейкоб прочел все свои книги про динозавров и начал раскачиваться и впадать в истерику при мысли, что ему нечего будет читать перед сном, тогда мама приняла оперативное решение и отвела нас в библиотеку вместо кинотеатра.

Вероятно, я отнесся бы к этому спокойно, но в библиотеке была яркая витрина, где демонстрировались книги, созданные на основе фильмов. «БУДЬ РЕБЕНКОМ-ШПИОНОМ!» – призывала она и была наполнена изданиями вроде «Шпионка Хэрриет», историями про мальчиков Харди и Нэнси Дрю. Я посмотрел, как мама отвела Джейкоба в секцию с научно-популярной литературой под шифром 567, что в десятичной классификации Дьюи, даже мне было известно, означает динозавров. Они сели прямо в проходе, как будто притащить меня в библиотеку и испортить мне день – это такая мелочь. И принялись читать книгу про орнитоподов.

Вдруг я понял, что нужно сделать.

Если мама замечает только Джейкоба, значит я должен стать им.

Наверное, во мне закипела досада, накопленная за семь лет жизни. Иначе я не могу объяснить, почему сделал то, что сделал. То есть я понимал: это перебор.

В библиотеках нужно вести себя тихо.

Библиотечные книги сакральны, они вам не принадлежат.

Только что я сидел в детской комнате в уютном кресле, похожем на гигантский кулак, и вот уже ору во все горло, скидываю книги с полок и вырываю из них страницы. А когда библиотекарша спросила: «Чей это ребенок?», я пнул ее ногой по голени.

У меня был талант устраивать буйные сцены. В конце концов, я всю жизнь учился, наблюдая за мастером.

Собралась толпа. Другие библиотекари сбежались посмотреть, что происходит. Я только раз смешался во время своего концерта – когда увидел лицо моей матери, стоявшей у края толпы любопытных. Она смотрела на меня и была белая как статуя.

Очевидно, она должна была забрать меня оттуда. И очевидно, это означало, что Джейкоб не сможет взять книги, которые он хотел принести домой. Мама крепко схватила его за запястье – он сразу поднял вой – и подцепила меня свободной рукой. Мы с братом оба пинались, извивались и орали всю дорогу до парковки.

Когда мы дошли до машины, мама поставила меня. И я сделал то, что Джейкоб делал у меня на глазах тысячу раз: размяк, как спагетти, и упал на асфальт.

И вдруг я услышал нечто такое, чего до сих пор ни разу не слышал. Это было громче, чем наши с Джейкобом вопли, и это исходило изо рта моей матери.

Она визжала. Она топала ногами. Вопила и при этом махала руками, дрыгала ногами и мотала головой взад-вперед. Люди глядели на нее со всех сторон парковочной площадки.

Я тут же замолк. Хуже того, что весь мир смотрит, как я схожу с ума, было только одно: если весь мир смотрел, как сходит с ума моя мама. Я закрыл глаза, отчаянно желая, чтобы земля разверзлась и поглотила меня.

А Джейкоб продолжал визжать и биться в истерике.

– Думаешь, мне не хочется терять терпение постоянно? – крикнула мама, а потом собралась, усадила извивающегося Джейкоба на заднее сиденье и пристегнула ремень безопасности. Затем подняла меня с асфальта и сделала со мной то же самое.

Но я рассказываю вам эту историю вовсе не потому. Главное, что в тот день мама впервые расплакалась у меня на глазах, она больше не могла стойко держать все внутри себя.

Из колонки Тетушки Эм.

Когда в коробки с хлопьями перестали класть игрушки?