Чертова дюжина грехов - Светлана Алешина

Старик вышел первым, едва она заглушила двигатель. Все так же молча, он стал подниматься по тропе, и она, трепеща от сладкого ужаса, последовала за ним, в эту темноту и глушь. Она только смотрела на его прямую старческую спину и старалась ни о чем не думать. Ей было страшно.

Наконец, на краю площадки, он остановился и обернулся к ней.

– Да, это было здесь. Я знаю точно, мой отец был знаком с одним из последних людей этого племени. Это исчезнувшая ветвь гуронов. Вот откуда я знаю, – его старческий голос звучал неестественно гулко, как из преисподней, и она даже вздрогнула, но все-таки взяла себя в руки. – Пластина. Все из-за нее, – продолжал он. – Она была довольно большой, – он показал руками ее приблизительные размеры: получилось что-то около полуметра длиной и сантиметров двадцать – двадцать пять шириной, так, по крайней мере, она определила на взгляд, ничего не понимая во всех этих футах и дюймах, хотя он, должно быть, говорил и о них. – Индейцы сделали ее для своего бога, которого они звали Тута-Ту. Для них он был покровителем и защитником. Заклинание, выбитое на пластине, было обращением к божеству, мольбой о помощи. Возможно, что только жрецы имели право просить такую помощь у Тута-Ту, потому что он, как рассказывал тот индеец, мог даровать большое богатство, большую независимость и большую власть.

Подул ветер, его порыв, резкий и холодный, заставил ее задрожать. Она боязливо оглянулась, ей показалось, что за ними наблюдают.

– Но кровью жертвы пластину обагрили только раз, – продолжал старик. – После того, как произнесли над ней проклятие. – Она поежилась. Проклятие? Гид ничего не говорил об этом. Или она не расслышала, не поняла? – Эту пластину у индейцев украли во время одной из вылазок. Жрец заставил вернуть ее, погибло пятеро его воинов, но вора и пластину вернули. Именно его и принесли в жертву. Это было здесь. – Он помолчал. Мурашки поползли у нее по коже. – Тута-Ту был мирным богом, но у индейцев, конечно, был и другой бог. Его имени я не помню, – сказал старик. – Его имя произносят вслух, – поправил он себя. – Для того, чтобы достичь желаемого, жрец в течение последнего зимнего месяца, когда, казалось, природа умирает и не будет весны никогда, читал заклинание, высеченное на пластине, повернувшись лицом к востоку, ровно в полдень, трижды. Так он делал весь месяц, а потом приходила весна. Что и говорить, – грустно усмехнулся старик, лица которого она не могла видеть, только слышала его гулко звучащий голос, – они верили, что только благодаря их заклинаниям мир еще существует.

Его ирония не показалась ей уместной.

– А потом, – ей подумалось, что это говорит уже не старик, а сам Тута-Ту (таким гневным стал его голос), – пришли белые и разрушили их мир. И тогда был призван тот, чье имя предано забвению. Вора казнили, его кровь принесли в жертву Неназываемому, а пластину разрубили надвое, прокляв всех, к кому в руки попадет хотя бы одна ее часть. Но пластина была золотой и весила много, поэтому в желающих завладеть ею никогда не было недостатка. – Он повернулся. – Идем отсюда.

Она послушно стала спускаться вслед за ним, бросив прощальный взгляд на площадку с возвышавшимся над ней алтарем, и ее снова захлестнула волна первобытного ужаса, и вновь видение промелькнуло у нее перед глазами – золотая пластина, забрызганная кровью жертвы, и строгий лик индейского жреца, держащего окровавленный кинжал, и гортанное его бормотание.

Старик ждал ее внизу.

* * *

Она узнала все, что хотела.

Теперь оставалось главное – найти. Да, нужно было найти эту загадочную пластину, она, словно магнит, притягивала взор сквозь века, она манила, она… Ждала? Да, пожалуй, по крайней мере ощущение было именно такое, словно пластина ждала ее, свою законную хозяйку. Законную ли? А почему нет? Пластина хотела, чтобы она ее нашла. Именно она.

Поэтому Мери и принялась за поиски. Искала она долго. Сколько дней, месяцев, недель, лет? Очень много… За это время Мери попутно успела многое сделать, узнать, но так и не смогла приблизиться к разгадке, обнаружить то, что занимало ее мозг, требовало, звало и ожидало.

Она уже стала самостоятельной и обеспеченной, она смогла бы скупить несколько коллекций раритетов, но коллекции ей были не нужны, нужна только одна вещь. И все-таки, чтобы войти в закрытый мирок коллекционеров, надо покупать разные безделицы. И она покупала, не потому что они ее интересовали, а только чтобы стать своей, «посвященной», получать приглашения на закрытые частные аукционы, слушать разговоры всех этих людей, затерявшихся в иных эпохах. Она добилась своего и стала желанным гостем среди подобных ей одержимых.

И однажды… Да, этот день наступил. Однажды, на каком-то приеме, устроенном неизвестно уже по какому поводу, она шла по дорожкам старинного парка, обрамлявшего, словно рама картину, средневековый замок. Чинно шла под руку с его владельцем, мистером Уортингтоном, когда он вдруг, заглянув ей в глаза, очень тихо сказал, что хочет показать ей одну вещь.

Ее сердце екнуло. О, она долго к нему подбиралась. Она льстила, она заигрывала, она кокетничала, обольщала, делала все, на что способна женщина, которой движет заветная цель.

О том, что правая часть индейской пластины находится в коллекции этого седовласого ловеласа, она узнала за год до приема. И тогда же начала с ним свою игру, медленно, но все уверенней и ближе подходя к нему, стараясь не спугнуть свою… Жертву? Да, как выяснилось, жертву. Она оплела его своим вниманием, лестью и ласками, как паутиной, и приготовилась ждать. И вот теперь он, всегда такой осторожный, закрытый, вдруг решился на этот шаг.

Она кивнула и спрятала глаза, боясь, что он разглядит в них алчный огонек. Ей нужно было знать, где он хранит пластину. И она узнала все, что хотела.

* * *

Потайная дверь открылась перед ними. Мистер Уортингтон провел ее куда-то вниз и направо, спускаясь по каменным лестницам своего средневекового владения. Они оказались в небольшой, обитой гобеленами комнатке. В углу стоял сейф. Он попросил ее отвернуться, но на комбинацию цифр ей было совершенно наплевать. Она просто посчитала, сколько их было – шесть, как она и думала, шесть чуть слышных щелчков, остальное выяснит медвежатник.

И вот… Она зажмурилась, глубоко вздохнула и, открыв глаза, посмотрела на красную бархатную подушечку. Правая половина ее сокровища лежала перед ней на бархате, матово поблескивая в свете лампы.

– Видите? – спросил мистер Уортингтон. – Это та самая пластина, о которой мы недавно говорили. Тогда я не сказал, – продолжал он чуть смущенно, – что у меня есть ее правая часть, а сегодня… Не знаю даже, что на меня нашло… – он зарделся, не отрывая взгляда от пластины. – Но сегодня я решил показать ее вам. Она досталась мне от отца. А тому – уж не знаю от кого. И я никогда и никому ее не показывал. Почему? Возможно, я суеверен. Ну, все эти мрачные сказки о проклятии индейцев… – он пожал плечами. – Глупо, конечно… – тут он поднял взгляд и увидел бледное лицо и глаза, вспыхнувшие огнем.

– Продайте, – хрипло произнесла она, поняв по выражению его лица, что он все понял. – Продайте мне ее…