Дочь олигарха - Скарлетт Томас

– Прросто надо было молчать, – рычит в ответ Тиффани.

В Наташином шкафчике – очередное письмо от Коли, она бросает его к куче остальных, которые лежат в спальне на ее полке с одеждой. Письма она с собой не берет. Зачем? Если взять, их пришлось бы распечатывать, а она не может. И чем больше их там скапливается, тем больше не может.

Тетя Соня в Москве по делам, поэтому Наташа едет с Тиффани в Париж. Честно говоря, это не очень-то похоже на наказание: день за днем сидеть в кафешках Бобура, ходить по магазинам винтажной одежды и смотреть “Детей райка” на большом телевизоре в комнате Тиффани. Они шатаются перед Центром Помпиду, смотрят выступления жонглеров и уличных художников и мечтают – конечно, не всерьез – о бедности. Смотрят “Танец-вспышку”. Подумывают пойти в клуб потанцевать, но в конце концов так и не решаются, и к тому же все равно они не знают, куда идти.

Нежным субботним утром они садятся на “Евростар” до Сент-Панкраса и на Кингс-Кросс покупают себе плохой кофе – точь-в-точь как в первый дождливый Наташин вечер в Англии, потом еще один поезд – до Кембриджа, а оттуда – на такси до того места, где Лисса и Сьюз устраивают вечеринку. Тиффани и Таш приоделись в винтажных магазинах: на обеих белые шелковые блузки с рюшечками, рваные “501” и ковбойские сапоги. А еще – куча дорогой косметики. За последние дни они так много гуляли по Парижу и таращились на мальчиков, только вот что им говорить-то? На вечеринке хотя бы можно будет нормально с кем-нибудь познакомиться. С кем-нибудь, кто не станет шарахаться от их бриллиантовых сережек и от их дерзости.

Таш беспокоят только две вещи. Ну ладно, три. Она уже несколько дней не получала вестей от тети Сони, что странно. А на Северном вокзале в Париже ее черный “Американ экспресс” не приняли к оплате. В общем-то, ничего страшного, Тиффани за нее заплатила, но Наташу теперь терзает жуткое предчувствие, что и в следующий раз, когда она попытается воспользоваться карточкой, ее опять не примут. Ну, может, не в следующий, а в послеследующий. И действительно, на Кингс-Кросс карта опять не сработала, и Тиффани было плевать, она с радостью снова ее выручила – в конце концов, Наташа всегда так щедро за всех расплачивалась своей волшебной черной карточкой. Но что если волшебство закончилось? Что тогда? Ну и наконец, еще есть Рейчел, от которой тоже уже сто лет ничего не слышно. Отстранили от учебы их на неделю, а сейчас опять домашние выходные – Exeat. Она все это время в школе в компании одной только Лиссы, но Лисса сейчас ни о чем, кроме вечеринки, не может думать. Ну ничего, сегодня Рейчел тоже будет на празднике. Наташа у нее прямо спросит, что задумал директор, хотя, пожалуй, сама знает. А что потом? Что делать с правдой, когда она тебе известна? Но это уже следующий пункт.

По окнам и дверям коттеджа развешены гирлянды с лампочками. Если крыша устелена соломой, огоньки – это, наверное, пожароопасно, но родители Сьюз и Лиссы в Нью-Йорке, а остальным плевать. На оранжерее тоже висят огоньки, а внутри стоят несколько ведер со льдом, из которых торчат бутылки водки, джина, текилы и просекко. Шампанского нет, потому что Сьюз и Дэнни платят за все сами, так как их помолвки никто не одобряет. Кроме того, нет ничего красящего, это из-за зубов Дэнни. Но всем нравится просекко, к тому же его купили на распродаже в “Лидл”[47]. Сьюз ничего не имеет против “Лидл”. Сьюз вообще за что угодно, если в этом есть резон.

Во дворе праздничный шатер. Не спрашивайте, кто за него платит и каких гребаных трудов стоило его тут водрузить. А за шатром – допотопный летний домик: зеленая краска облупилась, а внутри – старый потертый диван с грязными одеялами, больше похожими на тряпки. Может, когда-то тут спала собака? На этом диване Наташу ждет Тедди с пачкой “Мальборо”, бутылкой куантро и двумя дешевыми стаканчиками, которые подхватил на кухне, потому что бокалов получше не нашел, да и вообще ему уже неважно.

– Там тебя какой-то парень ищет… – говорит Лисса, когда приезжает Таш.

Ну да, окей, Наташа немного смущена, но вообще-то это так круто, ведь Тедди явился на машине с личным шофером, без приглашения, на нем вечерний костюм и черный галстук, и к тому же он привез с собой бутылку “Боланже” 1999 года в качестве подарка.

– Садись, – говорит он, когда Таш входит в летний домик.

В руке у нее высокий бокал с просекко, а лицо раскраснелось от путешествия из Парижа и от теплого вечера. Снаружи какая-то английская птица страстно распевает о лете, любви, листве и…

– Наши отцы в тюрьме, – говорит Тедди и протягивает ей стакан с куантро. – Держи.

– Что? – спрашивает Наташа.

Она ставит просекко и забирает у Тедди протянутый стакан.

– Хочешь заняться сексом? – спрашивает он. – Мы вряд ли еще когда-нибудь увидимся.

Таш делает глоток куантро. Закуривает “Мальборо”.

– Это вообще-то мой отец виноват, – говорит Тедди. – Допустил дурацкую ошибку, когда переправлял деньги. Возможно, был пьян. Деньги были, понятно, темные. Ты знаешь, что это означает?

– Ну, примерно… Я читала про это в книге, но…

– В Хэрроу об этом не рассказывают ни на теологии, ни на философии, – говорит Тедди. – Хотя вообще-то могли бы. Было бы охерительно полезно. Что делать, если обнаружил, что твой отец так богат потому, что помогал другим людям – людям вроде твоего отца – прятать и тратить деньги, которые заработаны на наркотиках, проститутках, потогонках, фрекинге, нелегальных скотобойнях, пестицидах, токсичных веществах и…

– Мой отец такими вещами не занимается.

– Правда?

– Он владелец телефонной компании.

– Ясно.

Тедди отхлебывает куантро.

– Его высылают из страны. Он возвращается в Москву. В тюрьму. Все его имущество будет конфисковано.

Тедди протягивает руку к одной из Наташиных грудей и хватается за нее, дыхание у обоих становится неровным и отчетливо слышным. Таш ставит на пол стакан, кладет туда же сигарету и склоняется к Тедди. К его бледному лицу. К его дыханию, в котором чувствуется табак и апельсиновая кожура. Их зубы клацают друг о друга в поцелуе. Его язык – суше, чем она ожидала. Тедди залезает Наташе под шелковую блузку и дальше – под тугую косточку лифчика, рука у него потная, но она хочет забыться с ним, хочет куда угодно, во что угодно. Разделить с ним эти последние мгновения того, что представляли собой их жизни. Наташу теперь, конечно же, ждет возвращение в Россию, к матери, к своей единственной подушке в застарелых пятнах. Что хуже – ее участь или участь Тедди? Но с Тедди-то все будет в порядке. Он хотя бы англичанин. Сдаст выпускные и получит стипендию в Оксфорде, ведь его отец по-прежнему знает нужных людей и вообще ни в чем не виноват. Просто страшно не повезло, вот что бывает, когда связываешься с русскими, которые…

Как прекратить эти мысли?

Наташа протягивает руку к молнии на штанах Тедди. Под молнией – это должно быть для нее таинством, но нет, ничего подобного. В те полуденные часы с Колей у реки, вот только они всегда останавливались прежде, чем…