Последние дни. Том 1 - Тим Пауэрс

– Я думала, что он умер, – повторила Анжелика. – Я думала, что он взорвался вместе с Ники Брэдшоу, когда они оба упали с «Куин Мэри» два года назад.

– Вместе с еще одним местным по имени Нил Обстадт, да? – спросила Пламтри. – Который в 1990 году искал Скотта Крейна? Арментроут упоминал об этом. Обстадт при взрыве погиб, а Лонг-Джон Бич (или Шерман Окс) только сильно повредил легкие. – Она ухмыльнулась и несколько раз быстро вздохнула сквозь сомкнутые зубы. – Интересно, под какими еще именами он жил. Уэса Ковина? Перри Маунта?

Кокрен, раздосадованный неестественным весельем, подтолкнул ее. Она в ответ сильно ткнула его локтем в ребра.

– Или, по приколу, Беверли Хиллс, – рассеянно согласился Пит и вдруг резко поднялся и обвел взглядом комнату. – Он ведь уже побывал здесь и дорогу знает, так что стоит приготовиться встретить его и этого вашего психиатра.

Анжелика поежилась и потрогала пистолет, скрытый под блузкой.

– Нужно бежать, и не откладывая.

– Сначала нужно решить, куда бежать, – ответил Пит. Он подошел к телевизору и повернул переключатель каналов на пару щелчков по часовой стрелке. – Оли, не мог бы ты снова включить его? Анжи, нам необходимо погадать. Полагаю, на пенни, чтобы получить детальную, мелкозернистую картинку крупным планом. В каком году Крейн родился?

– В сорок третьем, – ответила Диана.

Загорелый подросток соскочил с дивана и вставил в розетку вилку телевизионного шнура; Анжелика выдвинула ящик стола и принялась погромыхивать стеклянными банками.

– Пенни… – бормотала она. – Тысяча… девятьсот… сорок… три. Вот они. – Она вынула одну из баночек и поставила на диван. Экран телевизора засветился; появилась женщина, рассуждавшая в рекламном ролике о какой-то новой модели «Форда». Кокрен и Пламтри передвинулись на ковре, чтобы видеть экран.

Анжелика встряхнула банку, зазвякали полдюжины старых монеток по пенни – и на экране появился диктор новостей, читающий номера выигравших лотерейных билетов. Встряхнула еще раз, и его сменила массивная фигура бородатого Орсона Уэллса, сидящего за столом с бокалом вина в поднятой руке и провозглашающего лозунг Пола Массона, насчет того что никакое вино нельзя продавать до срока.

Пит Салливан перехватил взгляд Кокрена и улыбнулся.

– Пока что это простая физика, – сказал он. – Телевизор старый, еще тех времен, когда в пультах дистанционного управления для включения и смены каналов использовали ультразвуковые частоты. Пульт тогда действовал по принципу ксилофона, на таких высоких частотах, что его не слышал никто, кроме собак и телевизора. Теперь сигналы несут гораздо больше информации, и поэтому перешли на инфракрасные волны.

– Понятно, – не без сварливости ответил Кокрен. Его до сих пор трясло, он никак не мог успокоиться после зрелища мертвеца на кухонном столе. Он кивнул: – Телевизор «слышит» бряцанье монеток и «принимает» его за сигнал с пульта. Но с кем вы все-таки хотите… э-э… посоветоваться?

Пит пожал плечами:

– Не то чтобы с кем, а с чем. Так, обрывки – тут, там. Пенни, которыми она гремит, это часть настоящего времени, связанная с годом рождения Крейна, а картинки, на которые эти монетки настраивают телевизор, будут репрезентативными фрагментами настоящего времени в одной системе отсчета – как фрагменты голограммы, содержащие в себе всю картину или капли крови с вашим полным физиологическим портретом. Юнг называл это синхронностью.

– Синхронистичностью! – рыкнула Анжелика, продолжая потряхивать банкой и не сводя глаз с экрана. Не прерывая ни на миг своего занятия, она попятилась и села на диван.

– Анжи считает, что за этими вещами стоят настоящие разумные сущности, – сказал Пит. – В данном случае, сварливая старуха; по ее словам, та же самая особа, что и за китайской «Книгой перемен».

– Весьма чопорная и суровая особа, – подтвердила Анжелика, неотрывно глядя на экран. – Иногда я почти как наяву ощущаю запах ее лавандовых саше. Ага, вот и она.

Кокрен с любопытством уставился на экран, но там мелькало лишь зернистое черно-белое изображение блондинки, расчесывающей волосы.

– Всегда начинается именно так, – пояснил Пит. Он явно напрягся. – Это Мэри Пикфорд, звезда немого кино начала века. В 1927 году один парень, его звали Фило Т. Фарнсуорт, в Сан-Франциско первым на американском Западе передал изображение при помощи катодно-лучевой трубки и для демонстрации взял как раз закольцованный эпизод из фильма Мэри Пикфорд. – Он неровно, взволнованно вздохнул. – Это не реальная телепередача 1995 года – уж простите меня, но теперь мы в мире сверхъестественных эффектов.

– Между прочим, потусторонние штучки начались еще раньше, – тревожно сообщил юный Оливер. – Пол Массон уже много лет не показывал эту рекламу с Орсоном Уэллсом.

– Похоже, что он прав, – пробормотала Анжелика с дивана.

Паук Джо все это время тихо сидел у стены возле кухонной двери, но вдруг подался назад; полдюжины его щупов уперлись в ковер и с силой разогнулись.

– Кто сейчас вошел? – хрипло гаркнул он; пустые глазницы на корявом коричневом лице задергались.

Кокрен испуганно обернулся к открытой задней двери, но там никого не было; Пламтри, Диана и Анжелика, как по команде, закрутили головами, заглядывая в коридор и на кухню, но и там не было ни шевеления, ни звука от чьего-нибудь появления.

Кути уставился в потолок расфокусированным взглядом и через несколько секунд опустил голову.

– Во всем квартале нет никого нового.

Мавранос кашлянул, прочищая горло:

– Но… м-м… эта ваша Мэри Пикфорд превратилась в негритянку.

– И постарела, – добавил подросток, представленный как Скэт; он не сводил глаз с экрана с той самой минуты, когда все вернулись из кухни.

Действительно, на экране теперь была худая чернокожая женщина в темном платье с высоким воротником, которая, сидя за туалетным столиком, расчесывала волосы; и хотя очертание ее нижней челюсти было четким, без обвисшей кожи, курчавые волосы казались не белокурыми, а совершенно седыми.

Словно в ответ на движения Анжелики, которая продолжала с силой трясти свою склянку с несколькими монетками, зернистое черно-белое изображение обрело резкость, в стене за старухой появилось открытое окно, за которым виднелась эвкалиптовая аллея, и стали слышны звуки – шелест и потрескивание, с которыми женщина проводила гребнем по волосам, ритмичное постукивание каркаса маркизы об оконную раму и звон колокола где-то снаружи.

– Стук и звон нужны, для того чтобы сбить с толку призраков, – констатировала Пламтри.

Анжелика трясла банку сильнее, как будто старалась согнать изображение с экрана, и ее, похоже, раздражало, что монетки не исполняют ее желания, а позвякивают в ритмическом контрапункте колоколам.

– Ну, да, это Сан-Франциско, – сказал Пит. – И фоновый звук здесь – звонок трамвая.