Любовь с остановками - Дарья Вознесенская

И он говорит человеческим голосом:

- Павел, - тянет огромную руку.

- Света, - почти без страха выдаю ему свою.

- Рад вас обоих видеть, - кажется,  он и правда не против нашего дуэта, - Хорошо, что мы дома встречаемся - устал как собака.

Это он уже жене. И я вдруг понимаю, по какой на самом деле причине мы собрались именно здесь.

Броневой действительно выглядит усталым, а Ярослава - человеком, который готов поддерживать своего мужа любым способом. Я бы оценила. И почему-то мне кажется, что Броневой это тоже ценит.

- Папа-собатька! - хохочет рыжая обезьянка, сидя уже где-то на шее у отца. - Ты мозес лаять?

Слава Богу, залаять он не успевает - я не готова - потому что в этот момент дверь снова открывается и на пороге возникает Савелий и еще один светловолосый красавчик, которого я идентифицирую как Антона.

И если средний Зимин просто здоровается со всеми, то Антон громогласно заявляет:

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍- Паша, вот я так и знал, что ты дальше порога никого не пустишь. Хорошо, что я не приволок из Лондона  своего котенка - она бы расстроилась.

- У тебя есть котенок? - вопит маленькая рыжая.

- Почему я не знаю ничего про твоего «котенка»? - вторит ей старшая.

- Тоха, твои манеры с каждым годом все хуже, - морщится Савелий.

- Может мы все-таки пойдем ужинать? - почти с тоской закатывает глаза Броневой.

А Артем моя семья совершенно нормальная Зимин только меется.

После небольшой суеты мне все-таки показывают квартиру - огромную, светлую и очень-очень живую. И усаживают за стол, до отвала кормят всякими вкусностями «ты не думай Свет, что я это все готовила - я ж не зря замуж за миллионера выходила, могу и повара нанять». Пичкают самыми разными историями «однажды Артем поспорил со своим другом…» и вытягивают из меня сначала подробности нашего знакомства «хм, а с другой стороны выглядит еще лучше», а потом и моей прежней жизни.

Я говорю, слушаю, ем, пью вино, смеюсь и немного плачу.

Последнее - больше про себя.

Впрочем, когда мы садимся в машину, слезы все-таки наворачиваются на глаза.

- Эй… ты чего? - Артем хмурится и смотрит внимательно.

- У тебя такая огромная и дружная семья… Ты не представляешь, как круто, что вы так близки и вместе.

- Свет, - его голос серьезен, - как бы там ни было... думаю каждый из них готов будет и твоей семьей стать.

Замираю, не дыша. А потом смаргиваю слезы и тянусь к нему за соленым поцелуем.

Света

- Она - бывшая стюардесса, представляешь?

- Так и знала, что туда идут, чтобы с мужиками из бизнес-класса знакомится.

Хочется заржать или пукнуть из кабинки туалета - ну чтобы продемонстрировать такое же отсутствие манер, как у этих девиц, что обсуждают явно меня.

- Было бы еще на что смотреть там, а так…

- Просто мой пластический хирург, в отличие от вашего, профессионал, - не выдержав, я спокойно выхожу и демонстративно долго мою руки. А на наращено - прищуренный взгляд и поджато  - прокаченные губы реагирую еще спокойней, - Разве не знаете, что руки надо мыть не меньше минуты, тщательно и в особенной последовательности? В общественных туалетах на дверных ручках около трех миллионов бактерий, часть из которых может быть возбудителем гепатита, сифилиса и гонореи.

Черт его знает, как там на самом деле - я это только что придумала - но мне приятно выражение ужаса в их глазах, которые они теперь не могут отвести от двери.

Жаль, что на стульчаках здесь одноразовые накладки.

Я не злобная - меня раздражает происходящее. И разговор этих…эскортниц на приеме. И то, что я редко что могу сказать о своей работе забавного или поучительного. Ведь она меня не слишком увлекает - пусть я и выполняю свои обязанности с должным усердием.

Что я чувствую провалы в собственном образовании и знаниях о каких-то простейших вещах -  о культуре, политике и экономике. Стараюсь, конечно, восполнить с помощью обучающих роликов на ютубе, но редко могу поддержать разговор.

В конце концов, что обо мне можно сказать лишь «бывшая стюардесса», а фото в светской хронике будет подписано как «Артем Зимин со спутницей».

Я обожаю своего мужчину и новую жизнь, я готова раствориться в них полностью и плыть на розовых облаках любви, но я, черт возьми, не могу не думать о том, что представляю собой сама, чего хочу и чем может закончиться такое растворение и порхающие розовые единороги вокруг.

- Гребаным расставанием, - говорит уныло Томочка, и она права.

- Ты сама-то чего куксишься?

Я редко вижу свою подругу в таком состоянии… да никогда.

- Я больше трех месяцев с одним парне-ем! - она уже чуть не плачет.

- И это….

- Кошмар! Почти как пояс верности нацепить на себя. Как добровольно запереть в темницу… Я гребаная графиня Монте-Кристо! Сейчас, конечно, у нас все нормально - а что будет, когда у него перестанет стоять? Мне ржаветь в углу? А если он вообще не тот, кто мне нужен? Я ж как думала - чем больше мужиков перепорчу, тем вероятней найду того, кто мне подойдет идеально. А вдруг он подходит только на первый взгляд, и мне рано пока останавливаться?

Я лишь качаю головой, не зная,  что сказать.

Потому что сама в схожей ситуации.

Нет, у меня нет страха, что у Артема стояк точно на север Зимина вдруг начнутся проблемы с потенцией. Или что я могу встретить кого прекрасней… Он лучший. И я понимаю, что очень нравлюсь ему, раз он уже уволок меня в свою пещеру вместе со всеми моими вещами и заставил сдать квартиру «как можно быстрее, чтобы ты не могла туда вернуться». И окружил сумасшедшей заботой и страстью, все больше строя планов на будущее - куда мы поедем, как и что купим, чем займемся.

«Мы».

Но я очень похожа на Томочку, потому что тоже боюсь.

Что слишком повернута на нем - до искр в глазах, до лужицы под ногами. Что могу превратиться  в часть его жизни, часть тела, часть сердца… и перестану быть собой. Что стану ему неинтересной. Самое ужасное, что себе неинтересной стану! Я ведь видела, как это случается. А еще вижу, что бывает по-другому. На примере его семьи, с которыми мы несколько раз встречались и летали все вместе в Лондон.