Солнечный камень - Алекс Рудин

громкий щелчок.

— Вот так! — довольно сказал дядя Слава.

Мы с Валерием Михайловичем дружно обернулись. Дядя Слава, держа в руках какие-то инструменты, с любопытством заглядывал в сундук.

— Одни бумажки! — разочарованно сказал он.

— Вы что сделали? — закричал Валерий Михайлович. — Вы... вы!

— Ничего я не сделал, — недовольно ответил дядя Слава. — Замок плёвый — у нас на заводе в раздевалках такие. Пять минут — и готово!

— Дядя Слава, ты там ничего не сломал? — на всякий случай спросил я.

— А что там ломать? Одна личина, и всё. Говорю же — простейшая конструкция.

Валерий Михайлович внимательно оглядел сундук. Убедился, что находка цела и погрозил мне кулаком.

— Ну, Гореликов! Ещё один фокус, и ты у меня точно домой поедешь! Ты пират какой-то, а не археолог!

Сравнение с пиратом мне понравилось. Я сдвинул на затылок шляпу и подмигнул девчонкам. Девчонки расхохотались.

— Так, — придя в себя, распорядился Валерий Михайлович. — Гореликов — брысь отсюда! С тобой не работа, и сплошной цирк. Станислав Генрихович! Большое спасибо вам за помощь, но сейчас здесь будут работать специалисты. Саша! Найди мне Терентьева — я обещал ему, что он сможет поработать с документами.

— Хорошо, Валерий Михайлович! — сказал я. — Дядя Слава, идём!

Я помахал девчонкам, и мы вышли из камералки.

— А магарыч? — обиженно спросил дядя Слава. — Работа сделана? Сделана. Надо расплатиться.

Я вздохнул. По-человечески дядя Слава был прав. Но поить его мне не хотелось. Не то, чтобы я сильно за его переживал — он мужик взрослый, сам разберётся. Но кое-какую ответственность чувствовал.

— Дядя Слава, ты часто свой завод вспоминаешь? — спросил я.

— Каждый день! — вздохнул дядя Слава.

— А чего обратно не устроишься? Не надоело тебе ящики со стеклотарой ворочать? Разве это работа для специалиста?

— Много ты понимаешь! — фыркнул дядя Слава.

Но тут же сник.

— Меня, Санёк, за пьянку проклятую уволили. Не возьмут обратно теперь.

— А если я тебе помогу?

— Ты? — удивился дядя Слава. — А чем ты помочь можешь?

— Посмотрим, — улыбнулся я. — Вот что — давай, я к тебе завтра вечером загляну. Обсудим, как тебе на завод вернуться. Только уговор — без бутылки! Идёт?

— Идёт, — с сомнением пробормотал дядя Слава.

Я посмотрел, как он заворачивает за угол, а сам поднялся на второй этаж, в нашу комнату.

Мишка и Севка были там.

— Мишаня, — сказал я. — Бегом в камералку! Михалыч тебя зовёт.

— А что случилось? — спросил Мишаня, с неохотой отрываясь от очередной книжки.

— Мы сундук открыли. Ты же хотел с бумагами поработать?

— Да ладно!

Мишаня отшвырнул книжку и вскочил с кровати.

— А как вы его открыли? — спросил он уже в дверях.

— Ключом, — улыбнулся я. — И руками.

Мишаня исчез за дверью. Я услышал, как он с грохотом сбежал вниз по лестнице.

— Севка! У меня к тебе дело есть.

— Какое? — безучастно спросил Севка, стоя у окна.

Он даже голову ко мне не повернул.

Я подошёл и приобнял его за плечи. Он шевельнул плечом, словно хотел сбросить мою руку.

— Ты чего, дружище? — спросил я.

— А сам не догадываешься? — странным голосом произнёс Севка.

— Нет, — честно признался я.

Севка искоса зыркнул на меня.

— Ну, и не надо тогда, — снова непонятно ответил он.

Я пожал плечами.

— Не надо — значит, не надо. Никаких вопросов, дружище! Вот что...

Не успел я договорить, как Севка меня перебил:

— Это он! Смотри!

— Кто?

— Да тот урод, с которым я договаривался на счёт янтаря! Эй!

— Тихо! — прошипел я и оттащил Севку от окна.

А сам осторожно выглянул, стараясь оставаться в глубине комнаты.

Наискось через двор казармы шёл темноволосый парень. Он выглядел нашим ровесником, и был одет в синюю рабочую робу. Так одеваются слесаря или механики.

Парень шёл расслабленной походкой, как будто никуда не спешил. На ходу он мазнул равнодушным взглядом по окнам казармы.

* * *

Апрель 997-го года, священная роща пруссов Ромове

Вайделоты отодвинули тяжёлую решётку и спустили в яму лестницу — неуклюжую конструкцию из двух сосновых стволов, к которым сыромятными ремнями были привязаны ступеньки.

Вилкас торопливо выбрался из ямы. Повёл плечами и огляделся.

Криве-Кривейто внимательно смотрел на него. Тонкие губы жреца кривила едва заметная усмешка. У четверых вайделотов в руках короткие копья. Они не направляли оружие на Вилкаса, но держались настороже.

— Прошу прощения за то, что тебе пришлось провести ночь в яме, — сказал Криве-Кривейто. — Не держи на меня зла. Верховный жрец должен быть осторожным, а небольшие неудобства не страшны настоящему воину.

Криве-Кривейто говорил негромко, но внушительно.

— Впрочем, я вижу, что ты не скучал.

Кивком головы жрец указал на тело мёртвой змеи с раздавленной головой.

— Идём! Я прикажу дать тебе умыться и накормить. А потом поговорим. Надо решить, что ты скажешь своему отцу, когда он придёт сюда.

— Почему ты решил, что он непременно придёт? — спросил Вилкас.

Криве-Кривейто качнул рогатой головой.

— Придёт. Вождь Арнас никогда не оставляет спор незавершённым.

Усмешка снова пробежала по губам Криве-Кривейто.

Вилкаса подвели к длинному деревянному строению, крыша которого была покрыта слоем зеленеющего дёрна. Здесь пахло дымом очага, свежими лепёшками и жареным мясом. Во рту Вилкаса поневоле скопилась слюна, живот яростно заурчал.

— Агне! — громко позвал Криве-Кривейто.

Тут же забыв про голод, Вилкас встрепенулся.

Агне!

Сейчас он снова увидит Агне!

Криве-Кривейто бросил быстрый взгляд на сына вождя, но Вилкас этого не заметил.

Девушка появилась на пороге. Она была одета в простое полотняное платье, светлые волосы заплетены в тугую косу.

— Агне, — сказал Криве-Кривейто, — позаботься о нашем госте. Накорми его, дай ему умыться и переменить одежду. Если захочет — пусть поспит час, или два. Но в полдень приведи его ко мне.

— Хорошо, отец! — ответила Агне.

От звука её голоса у Вилкаса перехватило дыхание.

Юноша опасался, что вайделоты будут следить за ним. Но Криве-Кривейто поступил умнее. Повернувшись к Вилкасу, он спросил:

— Я могу довериться твоему слову, сын вождя? Ты желаешь добра своему народу, и всем пруссам? Не позволишь сомнениям или трусости одолеть