Воспитание чувств: бета версия - Елена Колина

– Счастлива?.. А что же ты все время спрашиваешь: «Кто мне звонил?», «Мне кто-нибудь звонил?». А что же ты все время бегаешь к телефону? Я все вижу, ты стараешься сама к телефону подойти. А если тебе звонят, ты разговариваешь скучным голосом… Так, может, ты кого-то ждешь, а он тебе не звонит?

– Господи, Лара… Как ты можешь, Лара, я же твоя мама…

– А я твоя дочь, так что давай жить мирно и не мешать друг другу.

Ларка хочет сделать маме больно. У Ларки комплекс Электры: считает мать соперницей в борьбе за отца. Она ни за что не обидит папу, а маму – пожалуйста, сколько угодно. Фрейд все знал про нас, как будто проник в нашу семью. …Между прочим, комплекс Электры бывает у девочек с трех до пяти лет. Значит, у Ларки он когда-нибудь пройдет.

…Мне наплевать на Ларкину пробуждающуюся сексуальность. Наплевать на то, какое Ларка смотрит кино с подругами, насилие, мат – наплевать. Но вот если травка?..

К нам в школу приходил психолог. Меня не особенно интересует, как узнать по глазам и по поведению, что человек принимает наркотики, но он оказался клевый, я его слушал.

Он сказал: каждый думает, что он-то не перейдет от легких наркотиков к тяжелым, но тот, кто пробовал легкие наркотики, никогда не забудет, какое голубое было небо. Вот так-то: если Ларка курит траву, то она в группе риска.

– Ларка? Глупо курить траву, чтобы уесть маму…

– Ты что?! При чем здесь мама? Я похожа на дуру? …Мне не нравится курить. Мне не нравится, как я себя чувствую после этого. Мне и пить не нравится. Меня чуть не вырвало от «Маргариты»: бармен залил текилу спрайтом, прикрыл стакан салфеткой, ударил им по барной стойке, я выпила эту пену залпом… гадость!.. Но мне надо пить. Мне надо курить.

Оказалось, у Ларки есть цель.

Оказалось, Ларка сорвалась с цепи из-за шубы. Оказалось, шуба помогла.

Шуба помогла: Ларку взяли в Лучшую Компанию. Но Ларка не собирается на этом останавливаться. У нее есть цель: стать там главной.

В этом вся Ларка, ей мало получить что-нибудь и успокоиться, ей нужно добить. Она хочет быть смелей всех в Лучшей Компании, вот и стала все пробовать: текила, травка, самый главный мальчик в компании.

…Ну, нормально: Ларка была трудной, потому что у нее не было шубы, теперь Ларка становится плохой, потому что у нее есть шуба…

– Не отступлю, пока не добьюсь своего.

– А учиться ты будешь?

– Я буду учиться лучше всех, потому что я так хочу. Они еще увидят, кто главный, – я.

Что мне делать? Сдать Ларку маме бессмысленно. Решил, буду каждый день заглядывать ей в глаза, незаметно проверять зрачки, расширенные или нет. Вечером обязательно и утром на всякий случай.

Грустно, мне очень грустно: вот до чего мы дошли! В нашей комнате с Аничковым конем такого бы не было, чтобы я незаметно проверял Ларке зрачки. Или было бы?..

– Не бойся, я не теряю контроль. Я себе ничего плохого не сделаю. Если хочешь, можешь проверять мне зрачки каждый вечер незаметно, – заявила Ларка. Как она догадалась, что я собираюсь проверять ей зрачки? Все-таки она очень близкий мне человек.

Но даже очень близкому человеку нельзя сказать про себя все. Я мог бы спросить у Ларки, как зовут девочку-тень. Но я не хочу, чтобы Ларка знала, что я, как дурак, влюбился в силуэт в окне напротив.

Совсем не так давно я говорил «я люблю Жанну», но это было другое: как если бы я сказал «я люблю рыбу», люблю как предмет, который хочешь иметь. Теперь я влюбился в силуэт в окне напротив, я просто радуюсь, что предмет моей любви живет. Такая любовь редкость. Правда, моя любовь-тень в окне этого не знает.

Может, я и не хочу знать ее имя. Назвать ее по имени – как будто перейти грань: она сразу же станет конкретным человеком, в шубе, с сумкой, а так она может быть любой. У нее тонкие руки, тонкая шея, тонкие коленки, тонкие щиколотки. Я думаю, что тонкие, в окне ноги не видны.

Я смотрю на нее и говорю: «Обещай не влюбляться в меня, иначе тебе будет больно». Чувствую себя при этом мужественным и порочным. Она отвечает: «Это ты влюбишься в меня, и тебе будет больно».

Если Ларка начнет рассказывать мне о ней, я скажу: «Не говори мне, как ее зовут».

Кажется, это был уже февраль – и на Фонтанке, и дома что-то скрытно происходило, и там, и там чувствовалось радостное возбуждение, как бывает, когда взрослые, планируя кардинальные перемены в жизни, держат планы от детей в секрете; и там, и там ничего не объясняли, но если дома при нашем с Ларкой появлении родители замолкали, прятали какие-то бумаги и делали вид «а что такое?.. мы тут просто так…», то на Фонтанке ничего не скрывалось намеренно, просто было не до нас.

На Фонтанке стало очень оживленно: по квартире бродили люди с общим названием «партнеры по бизнесу»… По какому бизнесу – строительство, инвалиды? Все дела Романа назывались одним общим словом – «бизнес», а что там?.. все. По обрывкам разговоров можно было понять, что Роман занимается «укрупнением бизнеса», что он с кем-то объединяется, но прежде чем объединиться с новыми партнерами, ему нужно сначала разойтись со старыми, – с чего бы он стал объяснять нам, с кем и зачем?.. Очевидно, территория для Города Солнца была жирным куском, и военный завод был жирным куском, очевидно, там все было запутано: Роман обсуждал с новыми партнерами, кто из его старых партнеров безопасен, а кто враг, со старыми партнерами – кто из новых партнеров тайный враг, кому можно верить, кому нельзя, в общем, кто дракон, кто овца, – Роман и сам не знал этого в суматохе дел, он однажды сказал: «Время покажет, кто кому Вася». Должно быть, все бродящие по квартире партнеры по бизнесу сами не всегда знали, кто они кому в этом клубке интересов.

Роман говорил: «Выхожу на другой уровень», иногда он уже с утра уходил на другой уровень – не в рваных джинсах, а в костюме, белой рубашке и галстуке. Выглядел он немного слишком парадно, как будто его выдернули из естественной среды, нарядили и посадили где-то заседать или отправили ходить по кабинетам, – очевидно, он и заседал, и ходил, у него все время что-то решалось, и все решалось как надо. Иногда он говорил, как секретарь райкома в старом советском кино: «Я в Смольный», при этом в его лице появлялась начальственная важность, как у человека, добившегося большого успеха. Если бы Романа спросили, почему ему, независимому от всего, было сладко произносить «Смольный», он бы покрутил пальцем у виска и сказал: «Вы чего, о…и? Нафига мне Смольный?», но ему было лестно.

Он нервничал, по-своему, – не замирал в ожидании, как все решится, а стал злей и веселей. И не пил. К тем, бродившим, проявлял чуть покровительственную щедрость, ящиками приносил дорогой коньяк, виски, икру, был таким возбужденным, словно уже праздновал победу и все бродившие – его гости, но не пил.

– Близость к власти до добра не доводит… или, наоборот, доводит, – сказала Энен. – …Может статься, мы включим телевизор, а там Ромочка – мэр или президент.