Третий экипаж - Алексей Гребенников

«Жди», – сказали.

А один потребовал:

«Покажи, кто в деревянной коробке?»

«Она запечатана! Не показывай меня, Киш! – кричал Икики. – Мы не в цирке».

Гамулы засмеялись, бережно вынули из кармана коробку, заглянули в окошечко.

«Поганым народом Аху пахнет. Невкусно пахнет».

Мышонок догадался, опять стал биться о стенки:

«Киш, пускай они закроют окошечко. Я знаю путь к Столбу».

Но гамулы оказались проворнее – сделали всё, что хотели, и захлопнули окошечко.

Посоветовали: «Называй его доктором Ику, Киш».

«Вы, наверное, еще прилетите?»

«Наверное».

В доме, где собирались тени, опять увидел лицо.

На душе сразу стало смутно. Как сухой куст, шуршал стрелами.

Когда думаешь о звездном небе – вот так на душе смутно, а мыслей мало, почти нет. Лицо было – как сон из будущего. Шел по узкой грязной улочке среди мятых мусорных баков, дивился, зачем так неопрятно живут? Навстречу – параллельно, и в другие стороны тянулись тени, знали, куда идти. Опять увидел то самое лицо – совсем близко. Бледная тонкая девушка с голубой папкой в руке. На папке написано: «Накладные». Бережно прижимала папку, будто так и надо, глаза прятала под темными очками. Гамулы, обсев плечо Киша, довольно смеялись:

«Смотри, Киш, такая красивая!»

«У такой красивой имя есть?»

«Айя ее зовут. А мы зовем – сестра Утилита».

Бледная, тоненькая. Черная коса в узелках, как веточка лиственницы.

Киш попросил: «Гамулы, вы такой красивой ничего плохого не делайте».

Гамулы засмеялись:

«Ей не делаем».

С соседних тропинок потянулись новые тени.

Доносились голоса, больше похожие на шепот.

«Римские пуццолановые смеси… Предварительное дробление…»

Айя кому-то кивала, кому-то отвечала. «Размол сырьевых компонентов… – отвечала. – Тонкодисперсный порошок…»

«Гамулы, ей плохого не делайте», – повторил Киш.

Гамулы засмеялись, завертелись в воздухе черным веретеном. Мышонок из кармана крикнул:

«Что видишь?»

«Тебе лучше не смотреть!»

«Санитарные условия… Объем печных газов…»

Киш незаметно приблизился к девушке. Тени замерли, отовсюду смотрели на Киша бессмысленными вываренными глазами.

«Диоксид кремния… Гидросиликаты…»

Девушка тревожно всмотрелась в Киша.

«Что видишь?» – надрывался Икики.

Гамулы восторженно зашумели:

«Схвати ее за крутой бок, Киш! Схвати красивую за крутой бок!»

Даже пригрозили: «Схвати за крутой бок, а то газами мышонка отравим!»

Киш повиновался, но медленно. Старший гамул нетерпеливо выкрикнул: «У кого понос? Подходи к окошечку».

Пожалев мышонка, Киш схватил девушку за крутой бок.

Всего ожидал. Самого разного ожидал – плохого и хорошего.

Молодые мышихи, например, сердились, когда вот так распускали лапки, но странная девушка только посмотрела. Звездно посмотрела. А рука Киша прошла сквозь нее, как через пустоту.

Гамулы засмеялись:

«Это у Кутхи схватил бы».

Деловито добавили: «Кутха – романтик. У него всё, что существует, потрогать можно. А у Билюкая не так. У нашего Гаечи ничего грязными кривыми руками не схватишь».

А девушка наклонилась, выдохнула:

«Понимаешь разницу, Влад?»

Он покачал головой:

«Не понимаю».

«Зачем ты здесь?»

«Я многих врагов убил».

«Он врет!» – заорал мышонок.

«Ой, – испугалась девушка. – Это что пахнет?»

«Не бойся. Это Икики пахнет. Он в коробке под печатью Билюкая, не выскочит».

«Пусть не выскочит, я всё равно боюсь. Я мышей боюсь, – девушка присматривалась к Кишу. Тревожно присматривалась: – Влад, ты зачем здесь?»

Звучало непонятно.

Киш отозвался:

«Меня Кутха послал».

«Просто послал или за чем-то?»

Киш подумал и пояснил: «За чем-то».

«Значит, ты вернешься? Назад, к Кутхе, вернешься?»

Ответил: «Обязательно. Получу то, что надо, – вернусь».

«А у кого надо получить?»

«У Билюкая».

Девушка поманила Киша рукой.

«Не ходи с ней, Киш! – пищал мышонок. – Обманет!»

Киш не слышал. Вдвоем шли по бесконечному коридору, под ногами шуршали обрывки какой-то серой липкой ленты, как для мух или малых гамул, потом открылось огромное сумеречное пространство, заваленное горами черного каменного угля. Едко пахло горящей серой, отработанными газами. В темноте страшно змеились извилистые огни, нисколько не разгоняя тьму. А перед огненным отверстием в каменной стене, может, это была печь таких необъятных размеров, что не охватишь взглядом, сидели за деревянным столиком два кудлатых оборванца.

Киш молча озирался. Может, в снах из будущего видел такое?

Огненная печь и бледная девушка с черной косой, заплетенной хитрыми узелками.

Сестра Утилита, а может, Айя, а может, просто инженер, стояла теперь близко, смотрела на Киша, но темных очков не снимала. Киш тоже прикрыл глаза от жара рукой. Всё равно видел, как ближний из кудлатых оборванцев – чюхча с квадратной головой, поднял банку с темной жидкостью. Второй, может, ламут (весло рядом стояло), положил на стол соленый морской огурчик.

Чюхча сказал: «Такое вкусное пить буду» и сделал большой глоток.

Посидел минут пять, стал шарить рукой по столику. «Ослеп», – печально вздохнула девушка. Но ламут подложил под руку чюхче морской огурчик, чюхча его надкусил, передвинул банку ламуту.

«Такое вкусное пить буду».

Ламут выпил, тоже стал шарить рукой по столу.

«Ослеп, – печально вздохнула девушка. – Правда, они и так слепые».

«А умереть не могут?»

«Куда же они умрут?»

И спросила: «Ты сам что ищешь?»

«Рецепт ищу», – всматривался Киш в девушку.

Внимательно всматривался. Вспоминал сны в Большой норе.

В некоторых снились волшебные звезды – наверное, из будущего. Звезды сливались в единое зарево – мягкое, переливающееся. Может, Киш такую искал, а вовсе не рецепт? Как вспомнить?

«Да и не вспомнишь! – орал из кармана мышонок. – Брось эту технокрысу! Ты ей не нужен. Она с другим от тебя уйдет!»