Война на Кавказе. Перелом. Мемуары командира артиллерийского дивизиона горных егерей. 1942-1943 - Адольф фон Эрнстхаузен

Теперь я проводил очень мало времени на своем НП на ничейной полосе, поскольку там для меня было очень мало дел, тогда как положение на участке саперного батальона беспокоило меня гораздо больше.

У меня забрали батареи армейской артиллерии, а 1-й батарее было приказано сменить позиции ближе к водоразделу.

Командир артиллерийского полка связался со мной по телефону:

– Мне очень жаль, господин майор, что вас так здорово обобрали.

– Что вы имеете в виду?

– У вас же осталась теперь только одна батарея.

– Никак нет, господин полковник, три с половиной.

– Каким же образом?

– Моя собственная вторая, две батареи легких пехотных орудий и половина батареи тяжелых.

– Как вам такое удалось?

– Шутя, господин полковник.

– А именно?

– Егерский полк и разведывательный батальон сняли расчеты своих орудий, чтобы пополнить стрелковые роты. Прознав об этом, я сторговался с их командирами. Договорились, что мои люди будут обслуживать орудия, но при условии, что командовать ими буду я.

– А откуда вы возьмете людей для этого?

– Переброшу для работы с орудиями отделение погонщиков вьючных животных. У них есть кое-какой опыт работы с орудиями. А с мулами и лошадьми пока управятся и «хиви».

– И про все это я узнаю только сейчас.

– Прошу прощения, господин полковник. Как продавец промышленного оборудования, я привык всегда иметь что-то про запас, о чем не знают мои партнеры.

– И где находятся эти батареи?

– Здесь, рядом с моим КП, в ущелье Пшиша. Но, господин полковник, у этих орудий есть один-единственный шанс задержать врага, если он пойдет на прорыв. Пехотная передовая присутствует здесь, так сказать, только символически.

– Ну, в таком случае вы получите еще одно важное задание.

– И оно будет самым важным из тех, что мне до сих пор поручались.

– Я тут было подумал, как вас можно использовать другим образом. Но теперь я понимаю, что вас лучше оставить там, где вы есть.

– Я прошу этого.

Наш прилежный дворецкий Хиасль давно уже где-то пропадал. В его обязанности входило теперь использовать моего денщика, которого я привез с собой из Гармиша, и нашего переводчика, молодого крестьянского сына с Украины. Эти двое отличались, скажем так, невысокими стандартами чистоты. Однажды я застал их за чисткой наших столовых приборов. Они облизывали наши ложки и вилки, потом плевали на них для пущей чистоты и вытирали полами своих мундиров. Это побудило меня приставить к ним Хиасля для практического обучения.

Спустя два дня я застал обоих за сооружением в палатке нашего НП некоего подобия походного алтаря.

– И для чего это надо?

– Для завтрашней свадьбы.

– Какой свадьбы?

– Именно свадьбы, – вставил мой адъютант, выходя из палатки. – Господину майору предстоит завтра заочно обвенчать троих солдат.

– Мне? А для чего тогда у нас существует дивизионный пастор?

– Да кто знает, где его искать? И сколько он сюда будет добираться? А ребята хотят провернуть все как можно быстрее, потому что их невесты беспокоятся – а вдруг солдаты погибнут? Кроме того, командир как представитель государственного органа уполномочен совершать венчания. Потом командир может сказать парочку подходящих слов. После этого мы пригласили офицеров по случаю свадьбы на кофе, пирог и водку, а потом ребята будут отмечать событие со своими товарищами. Все уже организовано наилучшим образом.

Лучи солнца сквозь кроны деревьев ласкали украшенный алтарь, на котором я совершал церемонию. Передо мной стояли трое отлично выглядевших парней, безупречно чистых, выбритых и причесанных. Все они были облачены в новую чистую форму, с ярко начищенными эмблемами артиллеристов. На кителях бросались в глаза новенькие ленточки Железных крестов II класса и «медали мороженого мяса»[22], как мы называли медали, которыми солдаты награждались за последнюю зимнюю кампанию. Сапоги были начищены до зеркального глянца. Даже мы, рядовые участники этого действа, постарались выглядеть настолько торжественно, насколько это удавалось в наших обстоятельствах.

Свадьба без невест – также достижение военного времени! Естественно, женихи предпочли бы с гораздо большим удовольствием обвенчаться на родине. Однако они уже в течение полутора лет ждали отпусков, которые ввиду больших потерь и хронического некомплекта личного состава все откладывались и откладывались. Теперь эти солдаты, наконец, хотели обрести уверенность в том, что девушки, которых они любят, будут ждать их на родине уже как законные подруги жизни. В случае, если моим подчиненным доведется пасть в бою, их избранницы будут, по крайней мере, получать скромное вспомоществование как жены павших фронтовиков. Подобные свадьбы отнюдь не становились веселым праздником, но серьезным и трогательным событием.

Я не произносил никакой христианской проповеди и, само собой разумеется, не держал никакой национал-социалистической речи. Я просто говорил как человек с людьми, как товарищ с товарищами о смысле брака. И хотя в подобной роли я оказался довольно случайно и чувствовал себя не в своей тарелке, мне все же, думаю, удалось найти правильный тон этого разговора. Свежеиспеченные женихи слушали меня внимательно, а у одного из них, красивого голубоглазого блондина, по горячо покрасневшим щекам даже под конец потекли слезы.

Во время последующего отмечания этого события в палатке, несмотря на выпитый шнапс, царило отнюдь не буйное веселье, но торжественно-праздничное настроение. По правую руку от меня сидел блондин, который не смог сдержать во время моей речи слезы. Теперь он сидел с сияющим лицом человека, начинающего новый, счастливый отрезок своей жизни. Несколько дней спустя его фамилия оказалась в списке безвозвратных потерь.

Примерно в это же время завершилась и солдатская судьба моего отличного водителя Хайна. Он со своей машиной расположился неподалеку от нашей оружейной мастерской в ущелье Пшиша. Обнаружив его, русская артиллерия открыла огонь по этому месту. В голове у Хайна сидела только одна мысль: как бы вывести свой любимый «Фольксваген» из-под обстрела в безопасное место. Близким разрывом снаряда ему оторвало одну руку и разорвало весь бок. Ранение это было столь тяжелым, что нормальный человек тут же бы умер или по меньшей мере потерял сознание. Но атлетическое тело профессионального боксера обладало сверхчеловеческой силой. Несмотря на отсутствующую руку, Хайн смог взобраться на водительское место и принять нужное положение. Лишь добравшись в машине до главного перевязочного пункта, он потерял сознание.