Поцелуй богов - Адриан Антони Гилл

— Нет.

Фотограф кружил вокруг столов.

— Снять вас всех вместе?

— Было бы мило, — ответил Оливер.

И тут же раздался голос Ли:

— Не надо.

— Не стоит, — на полуслове оборвал себя Оливер.

Из-за плеча Ли у столика появилась девушка. Она была бледной, с волосами торчком, как у беспризорника, веснушками на лице и раскосыми зелеными глазами.

— Мисс Монтана, понимаю, что с моей стороны это очень дерзко. — Она говорила с шотландским акцентом и изрядной долей шарма. — Пожалуйста, позвольте с вами сфотографироваться.

Ли обернулась, чтобы лучше рассмотреть незнакомку.

— Знаете, милочка, это немного… ну ладно. — Знаменитость улыбнулась в объектив.

Девушка наклонилась рядом.

И тут фотограф понял свой шанс.

— Может быть, все-таки всех вместе? Это займет всего секунду.

Они тесно сомкнулись. Скай обвила за шею Джона и втиснула ему в бок грудь.

— Большое спасибо, — проговорила девушка. — Я такая огромная ваша фанатка. Очень люблю ваши песни. У вас невероятный успех.

— Благодарю, милочка. — Ли снова повернулась к столу.

— Мы тоже записываемся.

Недоумение собравшихся превратилось в любопытство.

— Вы поете? — спросил Сту.

— Да. В группе. Извините, мне следовало представиться. Я Айсис из «Ап-лейт».

Название ни на кого не произвело впечатления, кроме Скай, которая пробормотала:

— Ах ты, Боже, ты Айсис из «Ап-лейт»!

— Да, привет.

— А я Скай Худ. Дочь Оливера Худа. Это мой папочка. — Голос девушки от возбуждения сорвался.

— Привет.

Ситуация становилась в высшей степени затруднительной. Следовало ли представлять девушке весь стол? Но это вознесло бы ее из фанов в равные. И потом, в какой степени она была на самом деле знаменита? То, что ее знала Скай, — еще никакая не рекомендация. Но с другой стороны, молодежный и поп-рынки — огромное пространство. Никогда не предугадаешь заранее, где повезет. И теперь каждый из собравшихся прочесывал глубины памяти. Не совершить бы ложного шага. А вдруг она все-таки нечто, а не абы что? Все лихорадочно соображали. Первым решился сделать ставку Лео.

— Послушайте, Айсис, а почему бы вам с нами не выпить? Вы здесь с приятелями?

— Нет-нет. Только со своим менеджером и одним журналистом. Но они уже набрались и норовят достать себе травки и девочек. Я здесь на рекламной съемке.

— Ты в рейтинговой десятке, — расплылась в улыбке Скай. Внезапно она превратилась в главного эксперта.

— В семи странах. Но одна из них Люксембург, так что можно считать, в шести с половиной. Я только что слышала, что наш альбом стал золотым. Вот почему мы пьем. Его как раз сейчас играют.

Это решило дело. Девушка была одной из них. И оказалась достойной присоединиться к знаменитостям.

— Извините, вы обсуждаете что-то серьезное?

— Нет-нет, — поспешил с ответом Оливер. — Я как раз хотел предложить тост. Прошу наполнить бокалы. За Антигону и Ли Монтану, двух великих героинь вне времени. Антигону и Ли Монтану в одном лице.

— Вы собираетесь играть Антигону?

— Похоже на то, — улыбнулась Ли.

— Бесподобно! Я очень люблю эту пьесу! Вы прекрасно подходите. Версию Ануйя?

Ли промолчала. За нее отозвался Сту:

— В основном да. Вы с ней знакомы?

— Играла в школе. Антигону.

— Забавно, — буркнул Джон. — А я Хора.

Ли метнула на него взгляд, смысла которого он не понял, но ощутил, что им недовольны.

— Пошли к дому, разляжемся вокруг бассейна, — предложил Лео. — Здешнее место слишком смахивает на уголок зверопеттинга.

— Кстати, искупаемся, — холодно улыбнулась Ли.

Появился счет, и Джон вцепился в него обеими руками.

Ему никогда не приходилось платить за такую ораву людей. Удовлетворение оказалось чрезвычайным, даже если деньги были вовсе не его. Сумма театральна, отвратительна, смешна. Джон добавил 15 процентов чаевых за обслуживание и лихо расписался. Но никто не заметил, ни на кого это не произвело впечатления.

Все лежали на солнце. Оливер и Сту затерли Ли в угол и заставили обсуждать грим. Джон готов был поспорить, что они ей изрядно наскучили — ее внимание быстро рассеивалось. Мужчины хотели многое сказать и делали это не самым быстрым способом. А Ли никто бы не назвал благодатной слушательницей.

— Милейшие, я не на публике.

Джон подумал, не спасти ли ее, но отказался от своего намерения. Раз хочешь играть в театре, терпи паточное бормотание продюсера и гундосый голос директора. И еще его заинтриговала Айсис. Он глаз не мог оторвать от нее — поджарой и гибкой, с длинными пальцами, с выражением ленивой самоуверенности и явно победной улыбкой. Она была очень, очень сексуальна — девушка типа Петры, только если бы Петра была не Петрой. Джон выкинул мысль из головы.

— Смотрите, что я нашел! — От дома семенил Лео. — Альбом Айсис. Он был у Каспера.

Из динамиков выплескивалась музыка, усиленный электронной акустикой хриплый, раскатистый голос брал пронизывающе высокие ноты. Джон узнал мелодию: она гремела из колонок в пабе, в магазинах джинсовой одежды, из автолавок и телевизоров. Вот она какая великая демократическая штука — эта поп-музыка. Народная культура, признаете вы ее или нет. Повелительница трудящихся. Нет такого человека, который бы не окунался в нее. Айсис лежала у мелкого края бассейна, свесив руки через поручень. А Ли перевернулась на спину и прикрыла ладонями глаза. С каждого ее бока, словно переговариваясь сквозь сетку, горячо бубнили театральные деятели.

— Так вы кто? — Айсис подошла и села рядом с Джоном.

— Джон Дарт.

— Приятель Ли? Я слышала, как вы называли ее по имени.

— Вроде бы… Да, так и есть.

— И вы в бизнесе?

— Кино? Нет, я поэт.

— Настоящий? Фантастика! Бесподобно!

— А работаю в книжном магазине.

— Неужели? Я тоже работала в книжном магазине. Там продавалось много всего, но и записи тоже. В Форфаре. Ужас. Невероятная скука.

— Не уверен, что смогу вернуться.

— Понимаю. Вас это портит. — Айсис показала рукой на бассейн, дом, пейзаж и безоблачное голубое небо. — Не только вас. Это портит все остальное.

— Да. Я только недавно об этом думал.

— Но это не альтернатива. Не на каждый день. Не жизненное предназначение.

— Жизненное предназначение?

— Ну да. Посмотрите на нас вокруг бассейна. Странное сборище. Вы и Ли, Оливер, потом этот директор, превратившая себя в жирное жаркое затраханная недоросль; обтянутая протравленной сыромятной кожей доска на ходулях, которая зовется ее мачехой, и Лео. Каков он, когда у себя дома? Я предполагаю, это все-таки дом, а не самая дорогая в мире дурная шутка.