Синий мопс счастья - Дарья Донцова

– Учительница ему попалась в десятомклассе по русскому языку и литературе ненормальная коммунистка. Всех детей всвою веру обратить хотела. Вот она им про этого Шмидта и рассказала, книжонкупритащила, на ксероксе отпечатанную, велела прочитать, сочинение написать, облагородстве рассуждала. Дети задание выполнили и забыли, а у моего в головезаноза засела, девушки из приличных семей его интересовать перестали, Павлик наних даже смотреть не хотел, проникся идеями, думал кого-нибудь осчастливить.Откуда у нас Марийка-то взялась? Ведь с улицы привел. Я онемела прямо, как ееувидела. Стоит, сопли кулаком вытирает, глаза хитрые, губы жадные. «Здрасте,тетенька!»

Маша, естественно, впустила сына вместе сновой подругой в дом. Бизнесвумен всегда привечает всех приятелей Павлика, онаруководствуется простым соображением: уж лучше пусть сын тусуется в квартире наее глазах, чем невесть где и с кем.

Но случай с Марийкой был совершенно вопиющим,и Маша не стерпела. Отправив девицу мыть руки, мать зашипела:

– Ты с ума сошел? Кого притащил? Гденашел эту красну девицу?

– Мама, – торжественно ответилПавлик, – Марийка та, о ком я мечтал. Да, она малообразованна, бедна и неимеет родителей. Но я, как лейтенант Шмидт, осчастливлю несчастную, женюсь наней, спасу заблудшую душу.

Что было делать Маше? Сына она любит большежизни. Терять обожаемого ребенка из-за того, что у него случилось помутнениерассудка, матери не хотелось. Пришлось принять невестку с распростертымиобъятиями и ждать, пока ситуация разрешится сама собой. Маша очень надеялась,что Павлику скоро надоест возиться с девчонкой, использующей вместо носовогоплатка угол свисающей со стола скатерти. Но оказалось, что Марийке самойопротивело жить в комфортных условиях, есть при помощи ножа с вилкой и спать нашелковом белье. Девице опостылели вечные замечания Павлика, подсовываемые имкниги и робкие восклицания свекрови типа: «Марийка, деточка, не ходи,пожалуйста, в уличных сапожках по квартире, сними обувь у входа».

– Ничего, – радовалась сейчасМаша, – сын подуется и забудет эту идиотку. А ведь какие девочки егоокружают: красавицы, из хороших семей, пусть не супербогатые, не беда, главное,они с нами одного круга. В Академии медицинской психологии других и нет.

Я вздрогнула:

– Где учится Павлик?

– В Академии медицинскойпсихологии, – спокойно повторила Маша, – специально очень приличноеместо подобрала, думала, сын там достойную пару себе найдет, но увы, ПавлушаМарийку встретил.

Забыв про поздний час, я убежала от Маши,вернулась в нашу квартиру, вновь вдохнула запах жареной картошки, проглотилапоявившуюся во рту слюну, услышала радостный лай собак, сдернула с вешалки своюкуртку, выхватила из ботиночницы сапоги и услышала голос Кати:

– Лампуша, ты куда?

– Сейчас вернусь.

– Поешь сначала.

– Некогда, – пропыхтела я, пытаясьсправиться с некстати заевшей «молнией».

В ту же секунду входная дверь распахнулась,появился веселый Костин в мокрой куртке и радостно сообщил:

– Снег пошел! Вот здорово! На дорогахчуть свободней станет. Чайники из гаражей выезжать побоятся. Лампудель, что унас на ужин? Эй, ты куда?

– За капустой! – крикнула я, выбегаяиз квартиры в незастегнутых сапогах. – Щи сварить хотела, да не из чего.

– Ну ты… – начал было Вовка.

Не желая слушать его критику в свой адрес, япобежала по лестнице вниз.

– Она странно себя ведет, –послышался голос Катюши, – пришла, повесила одежду и мигом ушла, потомснова появилась, схватила куртку – и деру.

– Какие щи! На часы глянь, – началвозмущаться Костин, потом дверь хлопнула, и воцарилась тишина.

На улице и впрямь шел снег. Огромные, словноиз ваты сделанные хлопья тихо падали с черного неба. Оказавшись на тротуаре,они мигом темнели и превращались в грязь. Я пошла к метро, при каждом шаге из-подподошв сапог били фонтанчики жидкого месива, и через пару мгновений джинсыснизу стали мокрыми. Прохожих не было, люди предпочитали в такую погоду сидетьпо домам.

Возле метро, где днем стоят торговки слотками, тоже оказалось пусто. Я огляделась по сторонам. Обычно здесь идетбойкая торговля конфетами, фруктами, газетами, всякой мелочью типа расчесок,ниток и резинок для волос. Но сейчас площадка пуста, ее усеивают обрывки газет,смятые банки из-под пива и кучи ошметков: луковая шелуха, капустные листья,ботва от моркови.

Я побродила по проспекту. Зря сюда явилась,торговцы давным-давно ушли.

– Слышь, девка, – прохрипелнезнакомый голос, – дай два рубля.

Я повернула голову, у входа в метро стоялмужик неопределенного возраста, типичный «синяк», спившийся маргинал. Опухшее,одутловатое лицо его было покрыто разноцветными пятнами, от левого глаза кподбородку стекала сине-желто-зелено-фиолетовая полоса. Нос походил накалорийную булочку: коричнево-красный, круглый, припухший. Тощее тело красавцаоблачено в женское пальто с вытертым меховым воротником, ноги украшали рваныекроссовки.

– Слышь, – повторил бомж, – дайрубликов.

– Зачем вам деньги? – На всякийслучай я отступила подальше от небесного создания.

Скорее всего у него блохи, а у нас собаки, ещепринесу на себе паразитов и заражу щенят!

– В консерваторию хочу пойти, –прохрипел мужик, – на билет собираю.

– Куда? – изумилась я. – Вконсерваторию? В таком виде? Зачем говорите глупости, время позднее, концертыкончились.

Бомж хохотнул, обнажив черные пеньки зубов.

– А чего глупости спрашиваешь? Каковвопрос, таков ответ. Ясно ж, на бутылку стреляю. Коли можешь, дай. Нет, так необижусь, иди мимо.

Я полезла в кошелек и не удержалась отукоризненного замечания:

– Работать надо, а не клянчить.

– Так я служу, – с достоинствомсообщила асоциальная личность, – целый день кручусь.

– Да ну? И где же?

– А тут, у метро, – зябкопоеживаясь, объяснил попрошайка, – у Мирзы. Ящики переношу, мешки девкамподтаскиваю. Между прочим, и сейчас при деле состою.

– Тут никого нет.