Проклятие Матери гор - Ростислав

приказе, – невинно подтвердил Яков. – А что тут такого?

– Мне нравится ваш подход, любезнейший. Действительно, а что здесь такого?

Шультейк робко улыбнулся и часто заморгал, видимо, силясь понять, шутит господин ярл или нет.

– К слову. Не найдется ли у вас… м-м-м… девушки… попригожей? Чтобы кровь с молоком! А лучше двух!

Шультейк улыбнулся шире.

– А то я устал, видите ли. И пойла вашего налейте – как оно у вас называется? Священное пиво? Ха, шутники.

Шультейк продолжал улыбаться.

– Ну все. Можете идти.

Троица чинно поднялась и двинулась к выходу.

– Одну минуту! – сказал Грогар. – Гендрик, голубчик, ты слышишь меня? Мы ж не поставили точку в истории с моим слугой. Передай своему Йенсу и всем остальным, что, если с головы моего слуги упадет хоть волос, Рийго обезглавит его самого. Понял?

Гендрик хотел, наверное, ответить Грогару в том же духе, но Великий Коршун бесцеремонно вытолкнул Йенсова деда из избы и ответил за него:

– Он все понял, хозяин. – И, чуть помедлив, добавил: – Но слуга ваш… прославился на всю деревню.

– Эх, приятель. Таков уж он. Ничего с ним не поделаешь.

Лунга проводил старейшин Копотни высокомерным взглядом.

– Только не начинай, – предупредил его Грогар.

– Если б вы видели…

– Дурак ты, Лунга. Пойди лучше проследи за Лилией. Как она там, накормили ее или нет? Завтра, дадут боги, выезжаем. Когда за Рийго послали? Три дня назад? Может, встретим его по дороге…

39

Оставшись один, Грогар предался размышлениям вслух, что, наверное, со стороны выглядело немного странно.

– И все-таки я счастливчик! – сказал он, с отвращением потягивая «священную» пакость и вспоминая последние часы, проведенные в Круге Смерти.

Ассоль исчезла, оставив после себя страшную усталость. Грогар сделал несколько шагов и понял… что не дойдет.

– Что с тобой, Логал? – поинтересовалась Лилия. – Почему ты сел на семлю?

– Не могу, – ответил он. – Я устал, красавица. Не могу идти.

– И что зе делать? – заплакав, спросила девочка.

– Не знаю…

Она так и сидела около него, лежавшего в пыли на обочине дороги согнувшись и сжимая кулаки, вперив взгляд в одну точку…

Грогар очнулся от крика Лилии. С трудом поднявшись, он обнаружил четырех всадников в кожаных куртках, в сапогах с отворотами, с мушкетами за спиной и топорами за поясом. С ними была оседланная лошадь.

Во главе их ехал величавый бронзоволикий старик – Умхаг Хосса.

– Вставай, – сказал он, с любопытством разглядывая его и прижавшуюся к нему девочку. – Мы за тобой.

– Кто вы?

– Друзья. Лунга сказал, где искать тебя. Рад, что вы оба живы, даже удивлен, что вы, судя по вашему виду, так легко отделались. Виряй, помоги ему. В седле усидишь?

– Усижу.

Один из всадников спешился и помог Грогару забраться на коня, а потом посадил к нему Лилию.

– На, держи. – Хосса кинул ярлу сверток и фляжку. – Выпей и подкрепись.

В обратный путь тронулись немедленно; спасители Грогара и Лилии оказались крайне немногословными и невозмутимыми ребятами. Они часто останавливались на привал, во время которого тихо и коротко переговаривались, при этом внимательно глядя по сторонам.

Грогар в крайне ослабленном состоянии все привалы спал так крепко, что его с трудом поднимали; он клевал носом даже верхом на лошади, что причиняло большие неудобства Лилии. Хосса, заметив это, посадил ее к себе, невзирая на протесты и брыкания; впрочем девочка быстро к нему привыкла и даже, в свойственной ей манере, приставала с расспросами, но старик упорно молчал, напуская на себя строгий вид, хотя тень улыбки предательски выдавала его. Он заговорил с ребенком только после того, как поздним вечером они благополучно миновали Северные Врата; да и остальные его спутники заметно приободрились.

– Чтоб я еще раз без Рийго сунулся в какую-либо авантюру… – подвел итог своим раздумьям Грогар. – С другой стороны, кого я обманываю? Самого себя?

Тут раздался стук в дверь.

– Да-да! – крикнул Грогар, думая, что явился Яков с обещанными девицами. Однако это оказался здоровенный бритоголовый детина в кожаном жилете поверх просторной белой рубахи с широким воротом, под которой виднелась волосатая грудь. Он шумно протопал к столу и с размаху поставил на него трехлитровую бутыль, доверху наполненную мутной жидкостью.

– Привет! – грохнул он. – Меня звать Йенсом, мать твою!

– Ого! – произнес Грогар в ответ. – Что ж, привет! С чем пожаловал?

– Бить не буду, не бойся! – улыбнувшись во весь рот, сказал Йенс, заметив, как напрягся ярл.

– Так это ты отделал моего слугу?

– Я и есть.

– О! – только и успел сказать Грогар, потому что в этот момент дверь распахнулась и в избу влетел Гендрик, а за ним и шультейк Яков.

– Не дури, Гендрик! – сопел Яков. – Ну-ка, уймись! Не хватало еще!..

– Эй, ты! – заорал Гендрик внуку. – А ну вон отседова!

– Заткнись, деда! – небрежно бросил Йенс, даже не обернувшись.

– Как ты со мной разговариваешь, щенок?! – завопил Гендрик, грозно сдвинув брови – это получалось у него весьма выразительно. Позади него в отчаянии заламывал руки Яков.

– Ежели не уйдешь – прибью, – спокойно ответствовал на это внук, придвинувшись поближе к Грогару и бесцеремонно возложив ручищу ему на плечо.

Но настырный Гендрик не успокоился и, схватив внука за ворот, оттащил от Грогара. Яков бросился разнимать их, однако его старания привели к тому, что все трое повалились на пол. Йенс, падая, задел стол, и вся снедь, вместе с бутылью, с грохотом рассыпалась по устланному свежей соломой полу.

Грогар, небрежно ковыряя тростинкой в зубах, с насмешкой наблюдал за ними.

Йенс, как самый молодой, вскочил, взял обоих стариков за шиворот и как котят вышвырнул их вон из приказа. Но и тут Гендрик не успокоился и с завидной для его возраста прытью снова набросился на внука, но, наткнувшись на могучую грудь, остановился, глядя на него снизу вверх.

– Я что сказал?! – проревел Йенс.

– Ты не понимаешь! – пропищал дед.