Девчуля для братвы - Юлия Удалова

В какой-то момент — в миг очередного нокдауна Ильяс сшиб локтем стеклянный столик, на котором стояли хрустальные фигурки, которые градом ссыпались на пол.

Звон раздался такой, что я закрыла ладонями уши. А пару мгновений спустя увидела мелькнувшее в дверях испуганное лицо горничной.

Несколькими минутами позже в комнату ступил сам Камиль Алиевич Рахматулин. Кутающаяся в белый шелковый халат Инна неотступно держалась за его спиной.

— Что здесь происходит? — громовым голосом вопросил хозяин дома. — Владимир и Ильяс, немедленно прекратите!

Если и был кто-то, способный заставит их прекратить, то только Рахматулин-старший. Ильяс демонстративно поднял руки вверх. Его губа была рассечена, но он ухмылялся так широко и нагло, что я отвела взгляд, не в силах смотреть на него.

На Вольфе видимых повреждений не наблюдалось. Но он выглядел еще страшнее, потому что глаза его горели таким злобным и яростным огнем, что у меня душа ушла в пятки.

И все же он остановился, исподлобья глядя на Камиля.

Молчал в ответ на все его гневные вопросы.

Я съежилась в уголочке постели, с трудом узнавая хозяина дома. Из радушного улыбчивого мужчины он превратился в сурового разгневанного диктатора.

Однако в ответ на все его увещевания Ильяс только ухмылялся, отделываясь ехидными фразочками, а Вольф молчал.

— Девочку твои мальчики не поделили. Вот эту вот девочку, — вмешалась вдруг Инна, с непонятным прищуром взглянув на меня. — Того и гляди поубивают друг друга из-за нее. Ты поосторожнее, Камиль… Знаешь ведь, на что оба способны…

— Девушку, значит? — пророкотал Рахматулин-старший. — Совсем, что ли с катушек слетели? Заняться нечем, да?

— Лучше тебе не вмешиваться, Камиль, — негромко проговорил Вольф. — В этот раз лучше не вмешиваться…

— Нет, Володя, именно в этот раз я вмешаюсь! — с гневом возразил Рахматулин-старший. — Я очень хорошо знаю, что значит помешаться на женщине. И к чему это может привести. Мне нужна династия, но не такой ценой. Значит так. Ты летишь в Кимберли. Мне звонили час назад — в одной из шахт по добыче алмазов произошло обрушение. Есть жертвы. Это подтверждает то, о чем я тебе недавно говорил — там творится неладное. Наши африканские партнеры мутят. И в этом разберешься ты. Никому, кроме тебя, я доверять больше не могу. Возьмешь мой личный самолет.

Вольф взглянул на меня, как обжег. Словно прощался навек.

И отвернулся.

— Хорошо, отец, я разберусь с этим, — после долгой паузы проговорил, сделав особый акцент на втором слове.

— А ты, мой ненаглядный сынок, зря так весело скалишься, — продолжил Рахматулин-старший и повернулся к Ильясу. — Ты первым же рейсом отправляешься в Якутск. Проверишь всю отчетность по тамошнему ювелирному заводу за год… Нет, за три года. Каждый день в десять утра по Москве я буду ждать подробнейший отчет о проделанной тобой работе.

— Якутск? — присвистнул Ильяс. — Очень мило, папочка, спасибо большое. А мне твой самолет не положен, нет?

Очевидно, что нет, потому что его отец оставил его вопрос без ответа.

И повернулся ко мне, отчего я сжалась.

— Что касается тебя, Ульяна… Я лично ничего против тебя не имею. И был бы готов рассмотреть тебя в качестве своей невестки. Но не тогда, когда это вносит раздор между моими сыновьями. Ты навсегда исчезнешь из их жизни. Ты поняла меня? Ты меня поняла?

— Да, — едва слышно прошептала я и оглянулась на Вольфа, но он не смотрел на меня. — Да, я вас поняла.

***

— Один билет до Ларюшино, — проговорила я, низко склонившись к окошку.

И высыпала всю свою мелочь в железную миску.

— До Ларюшино билетов нет, — визгливым голосом в нос уведомила кассирша. — Есть до Возогор, а там, может, частника какого найдете.

— Давайте до Возогор, — кивнула я.

Хотя Возогоры от моего родного села на очень даже приличном расстоянии, ну и пусть. Мне на самом деле было все равно.

Как-нибудь доберусь.

Наверное.

Глеб забирал меня из родного дома с выкупом. Со всеми этими красивыми свадебными традициями, которыми зачастую пренебрегают сейчас в городе. На второй день искали ярку. Играли на гармошке.

Тетка Параскева пела матерные частушки, и они с Глебом на пару отплясывали так лихо, что все вокруг хлопали и смеялись

Сейчас это все было так далеко от меня…

Словно прошла тысяча лет…

Нет ничего унылее, чем железнодорожный вокзал в канун новогодней ночи. Сонный, пустой, с вяло мигающими огоньками на елке, закрытыми ларьками с сувенирной продукцией. В предновогодний вечер никому это явно не надо…

В единственной открытой кафешке я купила баночку спрайта. Пожалуй, сойдет за шампанское. Компанию ей составила шоколадка с изюмом и орехами, бог знает сколько пролежавшая на витрине.

Мой шикарный новогодний ужин…

Поздняя электричка мчалась сквозь ночь, а я жевала шоколад, похожий на глину, и недоумевала: как — нет билетов до Ларюшино? Вон — здесь вагон-то почти пустой.

За окном, как в сказке, падал белый пушистый снег… И люди готовились к новогодней ночи: наряжались, смеялись, делали салатики и встречали гостей. Лишь мне не было места во всем этом.

Лишь я встречала Новый Год одна, хотя больше всего на свете любила этот праздник. Считала его семейным, сказочным. По-детски ждала от него чуда…

В этот раз чуда не произошло. Хотя, наверное, мне нужно считать все, что случилось со мной чудом — я цела и невредима. И еще свободна.

Свободна от обременительной страсти ненавистного мужчины.

Ненавистного… Ненавистного ли?!

Я никогда не задумывалась, сколько Владимир сделал для меня… И ни разу не попыталась сделать хотя бы шаг ему навстречу. Все время лишь только отталкивала.

А когда во мне вдруг появился росточек этого намерения… Попробовать…

Потеряла его навсегда, даже не ощутив — что это… Когда мужчина так тебя желает. Не ощутив эту страсть сполна. Не насладившись ею.

Он наверняка думает, что я с Ильясом… Такие, как Владимир, не прощают ошибок.

Как бы он не любил меня. Как ни тянулся ко мне. Есть вещи, которые не забываются.

Есть вещи, которые простить нельзя…

Часы на мобильнике показали двенадцать ноль-ноль и я глотнула спрайта из бутылочки — за народившийся год.

Говорят, как его встретишь, так и проведешь.

Похоже, мне суждено провести его вот так… В пронизывающей горечи и щемящем одиночестве.

А он, наверное, завтра-послезавтра уже будет в Африке. Я специально посмотрела, Кимберли — алмазодобывающий город в Южно-Африканской Республике. Звучит, как чудо. Как какое-то приключение.