Ренди. Жизнь вне времени - Марина Викторова

– Да, кто это? – послышался приятный женский голос.

– Меня зовут Георгий. Я звоню из травмпункта. Вашего сына Митю сегодня сбила машина, но серьезных травм вроде нет.

На другом конце повисла пауза.

– Елена, вы меня слышите? – спросил я через минуту.

– Как?! Как это случилось?! Где он?! – закричала напуганная женщина.

– Он побежал за мячиком прямо под колеса. Сейчас Митя у врача. – Я назвал адрес травмпункта.

– Что с Митей?! Вы кто такой?! – запаниковала Елена.

– На месте объясню. Можете приехать? Или мне лучше отвести Митю к вам домой?

– Не трогайте его! Я выезжаю! – С этими словам она повесила трубку.

Сев на черный кожаный диван, я стал ждать. Мама Мити приехала уже через 20 минут. Как выяснилось позже, она работала продавцом в магазине недалеко от дома. На злосчастную субботу как раз выпала ее смена, но понимающий охранник согласился подменить Елену на работе. Я понял, что передо мной мама сбитого мальчика, когда в парадную дверь клиники влетела взвинченная женщина со съехавшим на бок пучком волос и безумным взглядом, в синем фартуке с логотипом магазина поверх одежды. Встав с мягкого дивана, я подошел к ней и как можно спокойнее произнес:

– Добрый день, Георгий – это я.

– Ты кто такой?! Где мой сын?! – Елена схватила меня за края куртки.

Такое грубое нарушение личного пространства здорово меня разозлило.

– С Митей все хорошо. Будете продолжать истерику, развернусь и уйду! – строго сказал я, слегка сжав ее запястья.

Елена поспешила отпустить куртку и моментально замолчала. В этот момент вышла уже знакомая мне врач вместе с Митей.

– Мальчик мой, ты как?! – Елена бросилась обнимать сына.

– Я в порядке, мам. – Митя гладил ее по волосам.

Дальше врач объяснила нам, что у ребенка легкое сотрясение мозга, и рассказала его маме, что нужно делать. Я, честно оплатив прием и диагностические процедуры, уже собирался уйти, но меня остановила Елена:

– Так что же произошло? – Мама Мити немного успокоилась.

– А, да… – Я вспомнил, что нужно сообщить ей обстоятельства аварии.

Как мог, наперегонки с Митей, я рассказал Елене про темно-синий «ниссан» и его хозяйку.

– Вы запомнили номер этой крали?! – гневно спросила мама мальчика.

– Нет, – признался я.

– Все равно, спасибо огромное! – Елена наконец улыбнулась. – Я ращу сына без мужа. Вот и приходится иногда оставлять его одного. Как я могу вас отблагодарить?

– Ничего не надо. Пока, парень. – Я протянул руку Мите. – Будь здоров.

– Пока! – весело ответил мальчик.

Прием в клинике для Мити обошелся мне в приличную сумму, но я не жалел. Возможность почувствовать себя героем того стоила!

По дороге домой я зашел в продуктовый магазин. Чтобы отметить хороший день, в дополнение к своему обычному съестному набору я взял нарезанную селедку. Выйдя из магазина, я собрался спуститься в переход, как вдруг меня остановил Ренди.

– Не пригласишь на чай с селедкой? – задорно спросил он.

– Конечно идем! – обрадовался я, подумав при этом: «Мне сегодня очень везет! Может, стоит лотерейный билет купить?»

Пока мы шли к подъезду, я с запалом рассказывал ему про занятия, инструктора, гоночные маневры и Митю. С Ренди я чувствовал себя абсолютно свободно, мне не нужно было быть веселым или, наоборот, мудрым, или успешным, или терпеливым, не нужно было специально готовиться к его приходу и думать, чем кормить и как развлечь гостя. Ренди принимал меня любым и разделял все мои причуды. Дома я заварил красный травяной чай с красивым названием «Напиток удачи» и торжественно откупорил упаковку селедки.

– Как же вкусно! – восхитился я, надкусив бутерброд с маслом и соленой рыбой. – Сто лет не ел!

– Как мало человеку нужно для счастья, – с легким сарказмом произнес Ренди.

– Не понимаю, – я продолжил начатые на улице рассуждения, – почему владелица «ниссана» бросила мальчика в сквере, где он подвергался еще большей опасности; она же могла просто уехать с места аварии.

– Стыд и совесть – разные вещи, – последовал спокойный ответ.

– И в чем, по-твоему, разница между стыдом и совестью?

– Совестливый человек отвез бы ребенка в больницу, бессовестный – оставил на месте и скрылся с места ДТП. А вот стыдливый человек поступил бы именно так, как та женщина. Совесть постоянна, стыд зависит от окружения. Когда владелица машины сбила Митю, ее стали стыдить, но стоило ей отъехать на несколько метров, окружение изменилось, и стыд исчез; она высадила ребенка, не боясь при этом осуждения, так как свидетелей аварии рядом уже не было.

– Не пойман – не вор, – задумался я.

– Можно и так сказать. Совесть и вина – естественные эмоции, без них люди бы друг друга поубивали. Баланс между этими двумя эмоциями – это хрупкий механизм, формирующийся с детства. Например, если человек считает воровство неприемлемым, он не возьмет чужое имущество, даже если жизнь занесет его в город, где живут одни преступники. Такой человек может даже подружиться с ворами, но никогда не станет красть сам. А вот стыд – эмоция привнесенная, неестественная. Подмена совести стыдом также происходит в нежном возрасте. Сделать это элементарно: дома ребенку говорят слушаться учителя и не драться, в школе в ответ на жалобы побитого одноклассниками ребенка учитель, слушаться которого надо, отвечает, что нужно уметь за себя постоять, а не разводить сопли, в результате ребенок не знает, что делать. Выходит, дома драться – стыдно, потому что так говорят родители, а в школе – можно и даже нужно, потому что так сказал учитель. То же самое относится к употреблению матерных слов, курению, вождению автомобиля, мусору на улицах и многому другому. Матерные слова сами по себе не меняются, находишься ли ты в баре или в церкви. Для стыдливого человека разница только в том, что в церкви его сразу зашикают за употребление мата, а в баре отнесутся нормально. Движимые стыдом люди – ненадежные союзники; при смене обстановки такой человек может кардинально изменить свое поведение и даже глазом не моргнуть. Иногда этот процесс проходит по нескольку раз на дню. Впрочем, в таких случаях для стыдливых предусмотрено особое наказание.

– Какое? – поинтересовался я.

– Закрытые сундуки.

– Не понял…

– Наезд на Митю станет для хозяйки «ниссана» закрытым сундуком, о котором нельзя никому рассказывать. Такой сундук может открыться или нет, но страх будет преследовать и отравлять даже самые радостные моменты всей ее жизни. Так называемый голос совести побуждает человека к действию, исправлению ошибки, а вот опасения, что придется «сгореть со стыда», заставляют мучиться бездействием.

– Почему ты называешь это явление именно «закрытым сундуком», а не, скажем, «скелетом в шкафу»?