Двойник - Тесс Герритсен

— Вот мой кабинет.

Они прошли в приемную. Две секретарши стрельнули глазами на Мауру и тут же снова вперились в экраны своих компьютеров. «Все избегают смотреть мне в глаза, — подумала она. — Интересно, что я должна прочесть в их взглядах?»

Герли провела посетителей в свой кабинет и закрыла дверь.

— Присаживайтесь, пожалуйста.

Обстановка кабинета выглядела неожиданно. Маура думала, что она будет отражать сущность хозяйки, деловитой и строгой. Но здесь повсюду висели фотографии улыбающихся людей. Женщины с младенцами на руках, дети, аккуратно причесанные и в отглаженных костюмчиках. Новобрачные в окружении стайки детишек. Много-много фотографий.

— Мои девочки, — пояснила Герли, с улыбкой глядя на стену с фотографиями. — Те, кто вернулся к нормальной жизни. Сделали правильный выбор и стали полноправными членами общества. К сожалению, — улыбка померкла на ее губах, — фотографии Амальтеи Лэнк никогда не будет на этой стене. — Она села за стол и в упор взглянула на Мауру. — Я не уверена в том, что ваш визит сюда — удачная идея, доктор Айлз.

— Я никогда не видела свою родную мать.

— Это меня и беспокоит. — Герли откинулась на спинку кресла и какое-то время пристально разглядывала Мауру. — Все мы хотим любить своих матерей. Хотим видеть в них женщин особенных, потому что это делает и нас, их дочерей, особенными.

— Я не надеюсь на то, что смогу полюбить ее.

— А на что вы надеетесь в таком случае?

Этот вопрос озадачил Мауру. Она вспомнила образ матери, который рисовала в своем воображении еще ребенком, даже после того, как кузен выдал ей жестокую правду о том, что ее удочерили. Это наконец объяснило ей, почему в семье, где все блондины, только у нее черные волосы. Вот почему она сочинила свою сказку, объяснявшую природу этих темных волос. В этой сказке ее мать была итальянской принцессой, которая была вынуждена отказаться от дочери, зачатой от простолюдина. Или же испанской красавицей, которую бросил любимый, и она умерла от горя. Герли была права, когда сказала, что девочки наделяют маму особенными, даже волшебными качествами. И вот сейчас ей предстояло встретиться не с фантазией, а с реальной женщиной, и от этой перспективы ей было не по себе.

— Почему вы считаете, что им не следует встречаться? — поинтересовалась Риццоли у Герли.

— Нет, вы меня неправильно поняли. Я всего лишь прошу отнестись к этому свиданию с определенной долей осторожности.

— Почему? Она что, опасна?

— Не в том смысле, что она вдруг вскочит и бросится на вас. На самом деле внешне она очень спокойна.

— А внутренне?

— Подумайте о том, что она совершила, детектив. С какой яростью нужно было обрушить удар, чтобы размозжить череп? А теперь ответьте на вопрос: что скрывается в душе Амальтеи? — Герли перевела взгляд на Мауру. — Я должна была открыть вам глаза, чтобы вы понимали, с кем имеете дело.

— Пусть у нас с ней общая ДНК, — сказала Маура. — Но я не испытываю душевной привязанности к этой женщине.

— Выходит, вами движет исключительно любопытство.

— Я должна пройти через это. Чтобы успокоиться и жить дальше.

— Возможно, так же считала и ваша сестра. Вы ведь знаете, что она приезжала к Амальтее?

— Да, слышала.

— Не думаю, что она успокоилась после этой встречи. Мне кажется, это ее еще больше расстроило.

— Почему?

Герли протянула Мауре папку, лежавшую на столе.

— Это данные ее психиатрического обследования. Все, что вам нужно знать о ней, содержится в этой папке. Почему бы вам просто не прочитать эти документы? Прочитать, уйти и забыть о ней навсегда.

Маура даже не притронулась к папке. Вместо нее это сделала Риццоли, которая осведомилась:

— Она что, под наблюдением психиатра?

— Да, — ответила Герли.

— Почему?

— Потому что Амальтея страдает шизофренией.

Маура посмотрела на суперинтенданта.

— Тогда почему ее осудили? Шизофреников не должны сажать. Их должны лечить.

— Как и многих других наших подопечных. Скажите это суду, доктор Айлз, я уже пыталась пробить эту стену. Сама система ненормальная. Будь вы хоть трижды псих, совершающий убийство, на суде редко удается доказать это.

— Вы считаете, что она действительно душевнобольная? — тихо спросила Риццоли.

Маура повернулась к Джейн. Увидела, что та внимательно читает записи психиатра.

— У вас вызывает сомнения ее диагноз?

— Я знаю психиатра, которая осматривала ее. Доктор Джойс О'Доннел. Она не из тех, кто тратит время на заурядных шизофреников. — Джейн взглянула на Герли. — Почему именно ее привлекли к делу?

— Вас это, похоже, беспокоит, — заметила Герли.

— Если бы вы были знакомы с доктором О'Доннел, вас бы это тоже обеспокоило. — Риццоли захлопнула папку и глубоко вздохнула. — Есть что-нибудь еще, что должна знать доктор Айлз, прежде чем увидится с заключенной?

Герли посмотрела на Мауру.

— Я так понимаю, вы не изменили своего решения?

— Нет. Я готова встретиться с ней.

— Тогда я провожу вас вниз, в приемную для посетителей.

«Я еще могу передумать».

Эта мысль крутилась в голове Мауры, когда она проходила процедуру регистрации. Когда снимала часы и прятала их вместе с сумочкой в шкафчик. В комнату свиданий запрещалось проносить драгоценности и бумажники, и она чувствовала себя голой без сумочки, лишенная удостоверения личности и всех пластиковых карточек, которые могли бы сообщить миру, кто она. Маура захлопнула дверцу шкафа, и металлический скрежет напомнил ей о том мире, в который ей предстояло вторгнуться: мире, где двери были на замке, а его обитатели коротали жизнь в камерах.

Маура надеялась, что свидание будет приватным, но, когда надзирательница провела ее в комнату, поняла, что ошиблась. Послеобеденные свидания начались часом раньше, и в комнате царил сущий хаос — шумели дети, громко кричали взрослые. Монеты звонко сыпались в торговый автомат, который выдавал завернутые в целлофан сандвичи, чипсы и шоколадки.

— Амальтею сейчас приведут, — сообщила надзирательница. — Почему бы вам пока не поискать свободное место?

Маура подошла к незанятому столу и села. Пластиковая поверхность была липкой от пролитого сока; она сложила руки на коленях и стала ждать. Сердце учащенно билось, в горле пересохло. «Первая реакция организма на стресс — „дерись или беги“, — подумала она. — Какого черта я так разнервничалась?»

Она встала и подошла к умывальнику. Наполнила водой пластиковый стакан и залпом осушила его. Но в горле все равно было сухо. Такую жажду нельзя утолить водой; жажда, учащенный пульс, потливость ладоней — тот же самый рефлекс, подготовка организма к неминуемой угрозе. «Расслабься, расслабься. Ты встретишься с ней, скажешь несколько слов, удовлетворишь свое любопытство и уйдешь. Какие сложности?» Она смяла стаканчик, обернулась и застыла на месте.