Живите и помните! - Александр Афанасьев

– Очистить палубу!

– На палубе чисто!

– Исходные!

– Исходные выполнены, отказов нет.

– На старт!

Капитан снимает с шеи и вставляет в прорезь ключ управления стартом.

– Огонь!

Палуба судна окутывается дымом и огненными сполохами…

– Пулемет подавлен!

Во дворе видимость скверная, непонятно, откуда дым, но он есть, и его более чем достаточно. Видно лежащее на земле тело, но непонятно, чье оно – наше, британцев или североамериканцев.

Один из морских пехотинцев подбежал к двери, с силой ударил по ней ногой – грамотно ударил, пинком назад, сам прикрываясь стеной.

– Блокировано!

Еще один из морских пехотинцев лязгнул затвором укороченной штурмовой «Итаки», досылая первый заряд.

– Давай!

Выстрел, лязг – новый патрон в патроннике. Дым не только не расходится, но и прибывает, как будто из-под земли.

– Блокировано!

– Еще раз! Давай!

Новый выстрел – грохот двенадцатого калибра из короткого ствола такой, что закладывает уши…

Группа «Акробат» – так называлась группа численностью всего четыре человека, полностью состоявшая из русских, в задачу которой входило спуститься по тросам на второй этаж и удержать комнату, где находились заложники, до тех пор, пока основная группа разбирается внизу с британцами. Или до тех пор, пока заложников не удастся эвакуировать, после чего вся последующая разборка с британцами теряла смысл, и оставалось только уносить ноги.

Все четверо были русскими. Потому что, если в ходе специальной операции заложники, не дай бог, погибнут, отвечать будут только русские. А не североамериканцы.

Группа «Акробат» состояла из специалистов по безопасности с авианосца «Императрица Елизавета», которые умели спускаться по тросам и вести бой в ограниченном пространстве, потому что в их обязанности входило спасение сбитых летчиков палубной авиации. Каждый из них был вооружен короткоствольным автоматом и вдобавок к нему – обрезом помпового ружья двенадцатого калибра, очень удобным для того, чтобы вскрывать двери. Еще они заранее подготовили несколько накладных зарядов разной мощности, и каждый взял по небольшой веревочной лестнице, пригодной для того, чтобы со второго этажа спустить заложников на первый, если возникнет такая потребность.

Два конвертоплана специального назначения, доставив пару дней назад к месту проведения операции смешанную, русско-американскую группу, вернулись на русский авианосец, где и отстаивались в ангарах, пока не пришел сигнал. Как только сигнал поступил, конвертопланы взлетели и направились к месту проведения операции, по пути дозаправившись от русского палубного воздушного заправщика прямо под носом у британцев.

Как и было оговорено, примерно за десять минут до начала операции наземная группа на мгновение включила маяк. Маяком служил… сотовый телефон заранее известного номера и оператора. Нельзя было забывать, что на сей раз они воевали против сверхдержавы, с войсками РЭБ, со спутниками, способными отследить и локализовать малейший радиовсплеск. Его даже не надо будет расшифровывать. Сигнал тревоги – и заложников быстро спускают в безопасную комнату в подвале, а сами занимают оборону по плану отражения нападения. И заодно поднимают в воздух перехватчики с ближайшей базы или даже авианосца. Шансы вытащить заложников целыми и невредимыми и уйти самим в этом случае стремительно приближаются к нулю.

Что же касается сотового телефона – мало ли кто кому звонит. А отследить, используя аппаратуру, которую когда-то использовали в Персии для установления местонахождения бомбистов – да запросто, ведь за нами тоже сверхдержава!

На экране навигатора, расположенного между креслами, вспыхнула ярко-алым точка, источник сразу отключился, но спутник засек координаты и передал их в навигационную систему североамериканского конвертоплана, которая тут же выстроила новый маршрут – с обходом всех потенциально опасных точек и с максимальной экономией топлива. Как оказалось, русская спутниковая система «Легенда» прекрасно может передавать данные и для североамериканских летательных аппаратов, нужно только установить модуль конвертации данных.

– Они левее, чем мы думали, – заметил один из летчиков. Он держал руки на штурвале больше для порядка, ни один пилот не смог бы управлять самолетом, несущимся на уровне верхушек деревьев со скоростью более четырехсот миль в час. Все это делала специальная система автопилотирования, взятая с небольшими изменениями у крылатой ракеты, она сверялась одновременно и с трехмерной математической моделью местности, с акустической системой, как у торпеды, и с радаром, непрерывно отслеживающим расстояние до земли и до ближайших объектов. Конвертоплан шел настолько рискованно, что один раз левый винт рубанул по самой верхушке канадской сосны, на мгновение сбившись с такта. Если бы там было что-то покрепче – не миновать бы беды…

– Молот-два, это Молот-один, ловите почту.

– Молот-один, это Молот-два, обмен включен.

Две винтокрылые машины шли одна за другой, как привязанные, радар и навигационная система первой не только направляла курс головной машины, но и передавала данные на вторую, чуть отстающую в режиме реального времени. Если даже кто-то сумеет взять на прицел головную машину, ориентируясь на излучение ее радара, то вторая машина, никак не проявляющая себя, получала шанс если и не отомстить, то ускользнуть из-под удара.

Местность была безлюдной, лесистой – заповедник. Низкие, поросшие сосной холмы, прогалы и полянки – сельскохозяйственные угодья начинаются чуть южнее. Только некий Джек Бриггс, парень, вооруженный винтовкой с глушителем и промышляющий незаконной охотой, вися в армейском мешке на высоте нескольких метров над землей, от внезапно налетевшего порыва сильного ветра мгновенно проснулся, настороженно прислушался к ночи. Ему показалось, что порыв ветра, раскачавший сосну и едва не сбросивший его на землю, не просто так, что он слышал вертолет, а это мог быть вертолет экологов. Но ветер утих так же быстро, как и поднялся, ни шума, ни прожекторов, пробивающих кроны деревьев и жадно шарящих по земле, – ничего этого не было.

– Две минуты, чисто.

– Две минуты, – отозвался пилот Молнии-два, – визуально чисто.

– Готовность к переходу.

– Есть.

Переход – самое сложное. Конвертоплан – это одновременно и вертолет, и самолет, все зависит от положения его мотогондол и странного вида, больше чем у самолета, но меньше чем у вертолета, несущих винтов. В синематографе – например, «Рожденные для битвы», – такие боевые конвертопланы с десантом едва ли не танец могут танцевать в воздухе, фиксируя гондолы в любом промежуточном положении. На самом деле это не так: существует всего два возможных положения мотогондол, и малейший сбой, нарушение синхронности перехода, внезапное падение мощности на одном из двигателей, может повлечь за собой трагедию.