Главный врач - Тихон Антонович Пантюшенко

у вас были гости и вы угощали их самогоном? — спросила Ядвигу Эдуардовну Марина.

— Какие гости? Какой самогон? — обиделась Плескунова.

— А почему же такой самогонный запах?

Плескунова принюхалась и, сделав вид, что что-то вспомнила, сказала:

— Вы уж простите старую женщину. Забывать стала. Закончили мы ремонт дома, ну и надо ж было хоть чем-то угостить мастеров. Обычай такой.

— Тогда другое дело, — будто успокоилась Марина. Она зашла за стол со стороны улицы, села на деревянный диван и наклонила голову, упершись локтями о стол. Потом словно встрепенулась. Приблизила лицо к стоящему на столе самовару и сказала:

— Ядвига Эдуардовна, у вас чашка найдется?

— Да этого добра у нас хватает, — ответила ничего не подозревавшая Плескунова.

Марина взяла чашку, подставила ее под кран самовара и, поворачивая ручку, сказала:

— Не предлагаете нам чаю, так сами напьемся.

Ядвига Эдуардовна побледнела, схватилась за сердце и села на рядом стоявший стул. Подошли Калан и Алла Захаровна. Наступила тишина. Слышно было, как в чашку струйкой льется прозрачная жидкость. Закрыв кран, Марина пододвинула чашку ближе к Калану и сказала:

— Товарищ старший лейтенант, не хотите отведать чаю?

Калан взял в руки чашку, поднес ее к своему лицу и понюхал.

— Чересчур крепко заваренный. А, Ядвига Эдуардовна?

Плескунова молчала.

— А говорили «хоть на каторгу». Как же вы так, Ядвига Эдуардовна? А хозяйство на кого же? — Калан, иронизируя, начал открывать крышку самовара. Не тут-то было. Крышка, как в обычных самоварах, не открывалась. Пришлось Алесю помозговать, прежде чем удалось ее снять. Внутри самовара была целая система для охлаждения паров браги.

— Вот это да. Научно-технический прогресс, как видно, коснулся и самогоноварения, — рассуждал про себя Алесь. — Сами придумали, Ядвига Эдуардовна, или по спецзаказу сработано?

— Купила.

— В каком же магазине такое чудо техники продается?

— Не в магазине.

— А где же, если не секрет?

— Случайно. Один знающий человек похвалился.

— Кто же этот знающий человек? Может, дадите адресок?

— Говорю же, случайно. Встретились, сошлись по цене, и до свидания. Он меня не знает, я его не знаю. Это дело такое: чем меньше знаешь, тем меньше отвечаешь.

— Ну а где продукцию храните?

— Никакой продукции у меня нет. Если, бывает, и сгоню, то только для себя.

— Вы же сказали, что сами не пьете, а людям — борони бог.

— Людям для продажи — борони бог. А так, кто поможет по хозяйству надо же угостить. Кто задаром будет делать?

— Ну а если поищем продукцию, не будете возражать?

— Как на исповеди говорю: нет у меня никакой продукции. Можете искать.

На лице Ядвиги Эдуардовны такая была невинность, что старший лейтенант начал было сомневаться. Ну где можно хранить самогон, если бы он был? Скорее всего, в погребе. Побывал там Алесь. Осмотрел все. Даже пол простукал. Ничего не нашел. Посоветовались. Алла Захаровна сказала:

— Самовар — это для отвода глаз. В нем не выгонишь столько, сколько нужно для продажи. А что продает — сомневаться не приходится.

— Для дела с размахом нужны бочки. А где ты их спрячешь на подворье?

— А в лесу? — Марина кое-что знала о повадках самогонщиков. — Тут до леса рукой подать.

Решили осмотреть опушку леса. Пригласили и Ядвигу Эдуардовну.

— А чего я туда пойду?

— Придется, Ядвига Эдуардовна, — потребовал старший лейтенант. — Дело серьезное. Так что собирайтесь.

Ничего не поделаешь, пришлось идти и Плескуновой. В огороде на грядках уже зеленели всходы петрушки, лука, гороха. Вдоль забора росли сливы и вишни. Между деревьями и забором поднимались густые заросли шиповника. Кто-то хорошо продумал планировку сада: залезть сюда не так просто. В конце огорода в заборе была калитка, за которой начиналось поле. Озимь уже отошла от зимней спячки и, набирая силу, тянулась вверх, наливалась весенними соками. От калитки к самому лесу вела тропинка, проторенная прямо по озими. Видно было, что ростки не раз придавливались к земле, но они упрямо выпрямлялись и вновь тянулись к солнечному свету.

— Хворост ношу на растопку, — предупредила Ядвига Эдуардовна вопрос Калана. Она могла бы промолчать, но тропинка-то вела не куда-нибудь, а прямехонько к ней во двор.

Калан ничего не сказал. Прошли поле. Тропинка привела к чистому криничному ручью. Дальше никаких следов. Кругом сплошные заросли орешника.

Шедшая впереди Довнар внезапно остановилась. Прислушалась. Наверное, ей с Каланом пришла в голову одна и та же мысль.

— Что посоветуете, Алла Захаровна? — спросил ее Калан.

— Дрозд поет, — будто самой себе сказала Довнар. Она смотрела в густые заросли орешника и зачарованно слушала.

Дрозд — отменный певец. Удивительно чисты и звонки переливы его песни. Она то взметывается до тончайших тонов и на них почти замирает, то как бы падает вниз, становится звонкой, будит в лесу многоголосое эхо.

Что нужно для самогоноварения? Холод. Зимой снега или льда навалом. А как быть весной, тем более летом? Холодная вода! А что может быть холоднее родниковой воды? Значит, надо искать аппарат по ходу ручья, может быть, у самого родника.

— Эх, Ядвига Эдуардовна, показали бы вы нам свое производство, и делу конец. Зря не теряли бы времени ни мы, ни вы. Может, покажете? — спросил Калан.

— Было бы что, — обиженно ответила Плескунова.

Пробирались вдоль ручья с трудом.

— Глядите! Да тут же следы трактора, — крикнула Марина.

Действительно, впереди было что-то вроде просеки. Поломанные кусты и следы колес. Дальше — небольшая поляна. Подошли по просеке к поляне, в центре которой находилось маленькое озерцо. От него-то и начинался ручей. Было здесь и еще кое-что. По бокам озерца на прочных металлических опорах стояли две большие бочки, от которых тянулись к длинным корытам трубы. В корытах трубы извивались, напоминая спящих змей. Да, дело тут поставлено на поток. Два заводских цеха, которые могут работать одновременно. Наливай в бочки брагу, раскладывай под ними костер, подставляй под выведенные из корыт концы труб посуду и получай самогон. Вначале идет первач, продукт, можно сказать, высшего качества. Плесни ложку такого самогона в костер — он вспыхнет синим пламенем. Дальше идет основная часть хмельного зелья, годная для широкой продажи. Под конец — остатки. Их обычно выливают в бочки для повторной перегонки. Ядвига Эдуардовна, видно, так и делает. У нее товар, по прежним сведениям, самый конкурентоспособный: либо первач, либо вроде того. Недалеко от бочек стоят две копны сена. Что бы это значило? Алесь проверил. В копнах тоже бочки. В них дозревает брага. Но как все это можно было завезти? А следы трактора? Значит, тут хозяйничает целая артель. Интересно, признается ли теперь Плескунова?

— Ядвига Эдуардовна, что вы скажете на