Главный врач - Тихон Антонович Пантюшенко

сразу перешла от слов к делу. С чего начинать? С корня. Такой корень, считала Марина, — Ядька-чулочница. Пошла в сельсовет и первым делом наткнулась на дверь с табличкой: «Участковый уполномоченный». Ага, он-то ей и нужен! Постучалась. Ответил знакомый голос. Вошла. За столом сидел старший лейтенант Калан и перебирал какие-то бумаги.

— Ой, Александр Петрович. А вы что тут делаете?

— На службе я, Марина.

— Здесь же был другой старший лейтенант.

— Был другой, верно. А теперь я. Что, не подхожу?

— Нет, почему же. Еще и как подходите. Просто неожиданно.

— Это смотря для кого. Я ждал этого назначения месяц.

Марина рассказала Калану, с чем она пришла. Алесь смотрел на Марину и думал, как же она кстати подвернулась. А он-то ломал голову, как приступить к делу. И вот он, ответ.

— Ты уверена, что нам удастся схватить за руку эту самогонщицу?

— Конечно.

— Тогда нам понадобится еще один человек.

— Мы что, сами не справимся?

— Справиться-то справились бы. Но по закону нужно не меньше двух понятых и санкция прокурора. Прокурора я беру на себя. Завтра за дело.

Марина пошла домой. Открыла дверь своей комнаты и остолбенела: за столом вся в слезах сидела Галина Чередович. Плакала тихо, беззвучно.

— Ты что, Галка?

— Ничего, — ответила та, утирая слезы. — Так просто. Тоскливо отчего-то стало, вот и развела сырость.

— Так просто не бывает. Что случилось?

— Да говорю же тебе: тоска нашла.

— Ладно. Не хочешь — не говори. А чтобы развеять тоску, завтра пойдешь со мной.

— Куда?

— Куда, куда… Потом расскажу.

— Никуда я не пойду.

— Но ведь дело-то какое. Мы с новым участковым решили вывести на чистую воду Ядьку-чулочницу. Но нужно, чтоб было двое понятых. Вот ты и будешь второй понятой.

— Не могу я быть ни второй, ни первой. Тяжело у меня на душе, Марина. Так тяжело, что хоть в петлю лезь.

Марина поняла, что дело не в беспричинной тоске. Если девушка заговорила о петле, то тут что-нибудь одно: либо безответная любовь, либо коварный обман. Насчет безответной любви вряд ли. Марина знала бы, у них до этого друг от дружки секретов не было. А вот обмануть Галку кто-то мог. Девчонка она доверчивая, да к тому же еще и слабохарактерная. Кто бы это мог быть? Кто-нибудь из механизаторов? Марина не знает такого. Может, Иван Валерьянович? Он так смотрел на Галку во время собрания. Даже Екатерина Мирославовна сказала: «Как кот на сало». Но не слыхать было, чтоб они встречались. Тогда кто же он? Нет, видно, девке сейчас не до ответа.

— Ладно, Галка, не переживай. С нашей сестрой не такое бывало. А насчет второго понятого — найду кого-нибудь. Вернусь — мы еще посоветуемся.

Но кого же найти вторым? Тут сразу и не придумаешь. С кем дружит Наталья Николаевна? С Довнар, с Аллой Захаровной. Вот к ней и надо идти. Марина познакомилась с Аллой Захаровной, когда у той заболела дочь Света. Рожистое воспаление после ветрянки не такое уж редкое осложнение. А осложнения, как известно, более опасны, чем сама болезнь. Конечно, Алла Захаровна помнит Марину хорошо. Никто так не благодарен за помощь детям, как их матери.

На звонок открыл муж Аллы Захаровны:

— Вам кого, девушка?

— Здравствуйте, Франц Петрович. Не узнали?

— Марина? Похорошела так, что и впрямь не узнать. Проходи, проходи. Дорогой гостьей будешь.

Ишь ты, похорошела… Такова уж природа людей. Если что-то забывают, то причиной этого может быть что угодно, только не их собственная забывчивость.

Алла Захаровна управлялась на кухне. Увидев Марину, сполоснула под краном руки, поздоровалась.

Конечно, ей не понадобилось ничего объяснять. Когда Марина сказала, что новый участковый уполномоченный ждет их у себя, Алла Захаровна заторопилась:

— Раз ждет, значит, надо идти. Ты, Франек, справляйся по хозяйству сам. Выбирал меня в депутаты — теперь помогай.

В рабочей комнате уполномоченного было, по существу, уточнено только одно: идут они не к какой-то там Ядьке-самогонщице, а к гражданке Плескуновой Ядвиге Эдуардовне, каковой она значится в семи милицейских протоколах, обнаруженных Алесем в сейфе и составленных его предшественником.

— Прошу вас, Марина, не называйте Плескунову Ядькой-чулочницей. Узнает, что мы ее так честим, еще жалобу на нас накатает.

— Не буду, не буду, товарищ старший лейтенант.

Назавтра они втроем входили во двор Плескуновой. Дом недавно отремонтирован. Щепа на кровле заменена шифером. Обновлены оконные наличники. Со стороны огорода — небольшая пристройка в виде закрытой веранды. На веранде баллон со сжиженным газом и плита. Живет Ядвига Эдуардовна одна. Летом наезжает из города на своей машине сын. Погостит с женой и двумя детьми выходные дни, загрузит машину овощами, домашними продуктами и — домой, в город. Ядвиге Эдуардовне за пятьдесят. Но женщина она еще крепкая. С соседями ведет себя по-соседски. Если кому нужно помочь деньгами, дает взаймы, не скупится. Оттого, может быть, еще не было случая, чтобы кто-нибудь написал, как это иногда бывает, на нее анонимку. Застали Ядвигу Эдуардовну за приготовлением обеда. Встретила гостей приветливо. Приглашая их в дом, говорила:

— Живу одна. Сын и внуки иногда навещают. Налоги плачу исправно.

— Мы не по поводу налогов, Ядвига Эдуардовна, — не стал тянуть волынку Калан. — Поступил сигнал, что вы занимаетесь самогоноварением.

— Клевета. Как есть клевета, товарищ начальник.

— Что, так никогда ни разу и не гнали?

— Да зачем же она мне? Сама я не пью. А людям — борони бог.

— А штрафовали вас за что?

— Так это же когда было. Я себе не враг. Понимаю, что за такие дела власть не жалует.

— Не будете возражать, если мы все-таки проверим?

— Пожалуйста. Найдете — хоть на каторгу пойду.

— На каторгу?

— К слову пришлось. Вы уж простите старую женщину. Язык что помело. Ляпнет, не задумываясь.

Для Калана поиск самогонных аппаратов дело новое. И тут он полагался больше на своих спутниц, чем на самого себя. Особенно — на Марину. Она, помнится, из села, к тому же молода, обоняние тонкое. Если в доме где-нибудь припрятан самогон, она должна его найти. По запаху. Самогон не водка. В нем много таких примесей, которые за несколько дворов начинаешь чувствовать. Марина ходит вокруг стола, поднимает полу скатерти, заглянет под стол, и везде пусто. Отойдет подальше, походит-походит и вновь вернется к столу. Что за чертовщина? Вроде бы слабый запах самогона. Откроет ящики в столе, перероет разный хлам, и хотя бы тебе что-нибудь нашлось. Вышла на веранду. Там, как во дворе. Разве что запахи от варившегося супа. Вернулась в комнату. Нет, ее снова тянет к столу.

— Может,