Варан - Марина и Сергей Дяченко

Ни слова не говоря, маг вернулся в комнату, и Варан последовал за ним. Огненная бабочка все еще сидела посреди бумажной карты в районе Ночного Архипелага. Подорожник хлопнул в ладоши — ворвавшийся в комнату ветер подхватил насекомое и вынес в приоткрытые двери.

— Закрой, — устало сказал маг, усаживаясь в кресло. Варан плотно прикрыл дверь на балкон.

— Спрячься в углу за ширмой, — сказал Подорожник, оглаживая пальцем красный камень своего перстня. — Я встречу их наверху. Ты услышишь… Если я скажу «белое», значит, можешь выйти. Если я скажу «синее», значит… значит, сиди очень тихо, пока они… мы… не улетим. Тогда быстро спускайся вниз, и еще раз вниз, в поддонье… Вместе с Нилой. Да. Карту не забудь.

Варан оттянул уголок занавески; четыре точки висели посреди неба, и уже можно было различить мерное движение — взмахи крыльев.

— Я пошел, — сказал маг, не двигаясь с места.

— Еще есть время, — сказал Варан. Маг покачал головой:

— Нет времени. Маги могут быть подлецами, дураками… Нет такого закона, чтобы… магами рождались самые добрые, умные, кроткие… Но мир тянется к ним, как ваши магнитные рыбки тянутся носом к Малышке… Принести то, чего прежде не было. Я не смог… может, не успел.

Он поднялся. Зашел за ширму, Варан услышал шорох ткани и неожиданный громкий зевок. Маг вышел, облаченный в бело-серебристую хламиду до пола. Складки мягко перетекали с плеча на плечо, падали от пояса к ступням.

— Слушай… найди его. Найди и спроси, как он выбирает дома, где зажечь огонь и где сложить печку. И почему люди умирают. И куда они уходят после смерти…

Сполох взялся за поручни лестницы, ведущей вверх. Обернулся:

— И почему время нельзя повернуть… или остановить хотя бы на минуту. А там у тебя самого… поднакопится вопросов. Найди и спроси!

Окрылся люк. Варан зажмурился. Люк упал с основательным деревянным стуком, придавил краешек светлой хламиды. Приподнялся снова, край ткани исчез.

Варан взял копию карты на ракушке. Спрятал в кожаную сумку на поясе. Вытащил. Спрятал за пазуху.

Снаружи зашумели крылья.

Варан поднялся к самому люку, прислонил ухо к теплому дереву и стал ждать.

В этих краях небо обычно зеленое… А сегодня оно синее, как в сезон, правда… друзья мои? Варан уже знал, что это сон. Сейчас надо рвануться, переменить позу… резко перевести дыхание…

Над гладким слоем облаков летели четыре крыламы, с одной из них вдруг соскользнула человеческая фигура в длинном светлом одеянии. Полетела вниз головой. Зависла в воздухе, раскинув руки в парящем полете. Крыламы успели описать круг, а Варан успел подумать: вот оно. Ты врал, что не умеешь летать…

А потом летящий человек сорвался с невидимой опоры, перекувырнулся в воздухе и исчез в облаках…

Варан закашлялся и сел. Спавшая рядом Тюфа недовольно заворочалась.

Стояла такая темнота, что, казалось, неба не существовало вовсе. И полное безветрие; даже на вершине холма, где Варан с Тюфой устроились на ночь, воздух был стоячим и вязким.

Варан поднялся. Сон о гибели Подорожника навещал его раз в полгода и предшествовал, как правило, каким-то значительным событиям. Что именно предвещает сон, никогда не удавалось знать заранее, но одну его особенность Варан установил точно: заснуть потом не удается, как ни вертись.

Варан прошелся, разминая ноги. Сел на камень, положил подбородок на сплетенные пальцы, попытался сориентироваться по сторонам света. Они с Тюфой третий день шли на восход, не встречая человеческого жилья. Здесь не властен Император: трудно держать в подчинении страну, где расстояние меряется днями пути. Другой меры у местных жителей нет, да и зачем…

Варан моргнул. Нет, ему не показалось: на востоке, именно там, куда они шли, показался огонек. Крохотный, мерцающий, единственный огонь среди царства тьмы. Варан прикинул: меньше, чем полдня. Если растолкать Тюфу и выйти прямо сейчас — к завтраку, при добром стечении обстоятельств, могли бы добраться до людей…

Но придется ждать рассвета. У подножия холма — нехороший с виду ельник, вчера вечером Варан долго его разглядывал и советовался с Тюфой. Сошлись на том, что придется обходить, причем желательно — с утра, причем желательно — подальше. Если бы хоть сосновый бор… а то ельник… Умный — побережется.

Огонек мерцал.

Рано они встают. До рассвета еще пара часов, а уже засветили. Или тревога? Или кто-то болен?

— Сегодня узнаем, — сказал Варан вслух.

Неслышно подошла Тюфа. Положила морду на плечо. Засопела. Ухо сразу же сделалось горячим и мокрым.

— Спи, — сказал Варан. — Есть еще время… Спи.

Тюфа заворчала.

— Я опять его видел, — сказал Варан. — Что-то случится.

Тюфа шумно вздохнула.

— Знаешь, — сказал Варан. — Если мертвые и вправду смотрят на нас… Может быть, он предупреждает нас? Ведет куда-то? А? Или ты думаешь, ему больше не о ком заботиться на земле, только о безвестном бывшем поддонке? А?

Тюфа не ответила, разумеется.

— Раз уж мы все равно проснулись, — пробормотал Варан, почесывая у нее за ухом, — может быть, пожрем?

* * *

Ветер разогнал тучи — и улегся еще до рассвета. Высоченные травяные стебли, облепленные росой, гнулись чуть не до земли. Тюфа бежала впереди, пролагая Варану путь. Вода скатывалась по ее жесткой непромокаемой шерсти, стебли, освободившись от груза, распрямлялись, подергивались, будто только сейчас заметив наступление утра. Дикое поле, прорезанное овражками и ручейками, было столь обширно, сколь и равнодушно. Ельник, ощетинившийся кривыми верхушками, жил на нем, как мелкая блоха на необъятной Тюфиной шкуре.

Варан шел, поглядывая попеременно под ноги — и в сторону ельника. Деревья стояли, чуть не прижавшись друг к другу стволами. Лес был — сплошное сплетение ветвей, и только в нижнем ярусе, над слоем мертвой хвои, оставалось какое-то подобие прохода, просвета, пространства. Варану казалось, что там что-то движется, когда он не смотрит. И если взглянуть исподтишка — удастся поймать это движение краем глаза…

От леса несло гнилью и еще чем-то. Тюфа чувствовала это куда острее Варана: то и дело замирала, повернувшись к лесу мордой, и тогда ее спутник останавливался тоже. Тюфа щетинила шерсть и чего-то ждала; не дождавшись, жутко рявкала и продолжала путь.

— Не слишком ли близко мы идем, а? — бормотал Варан себе под нос.

Наконец взошло солнце. Ельник остался позади. Взобрались на длинный холм, набрели на некое подобие тропинки, добрались по ней до ручья. Сели перекусить. Варан разделил поровну последний кусок «дорожного хлеба», сухого и жесткого, как вяленое мясо, и столь же питательного. Слава Императору, воды здесь было — залейся. Хочешь пей, хочешь купайся, хочешь — сиди и смотри…