(Не) отец моего малыша - Дана Стар

Да просто в конец уже всё достало

Однако, я уже давно как передумала. Насчет теста ДНК. Из-за того… что Большаков может отобрать у меня Дениску. Я помнила их разговор с другом. И меня знобило от ужаса. После их шокирующего диалога.

Таким образом, я решила, что буду молчать. И ни за что на свете не признаюсь Большакову в том, что это он отец моего малыша.

– Послушай ты! – Вскочила с кровати и бросилась на него с кулаками, потому что осточертело. Осточертело на хрен терпеть его оскорбления и унижения! Но этот бесов ублюдок схватил меня за волосы и… толкнул спиной на кровать, а сам сверху навалился.

– Рот закрыла. Легла на кровать и расслабилась

Плюхнувшись головой на подушку, я обреченно начала хватать губами воздух и задыхаться от новых приступов паники, как рыба, выброшенная на сушу.

– Мне тоже нужно снять напряжение. – Навис надо мной страшной тучей, взял в плен мои запястья и грубо завел их над головой, придавив к матрасу.

Конечно, я испугалась. Настолько сильно оторопела, что по щекам покатились слёзы.

– Да не трясись ты так. И не реви. Я не буду тебя трахать. Не сегодня! Большаковы отвечают за свои обещания. Просто посмотрю на тебя и подрочу. Разве что… Прищурился. – Немного потрогаю. Сиськи твои охеренные… Помну. И писечку… Нежную. Маленькую. Сладенькую. Полапаю. А будет настроение, когда-нибудь, даже полижу. И ты, бл*ть, я тебе отвечаю, перестанешь заниматься ерундой, то бишь – афёрой, с целью развести меня на бабки, забудешь о ненависти и добровольно сойдёшь от меня с ума.

Рывком распахнул на мне халат. Немедля ни секунды, вытащил член из мокрых, после ванны штанов, и принялся водить по нему рукой. Вверх-вниз, вверх-вниз. Сначала медленно, потом всё быстрей и быстрей, натирая толстый ствол в скоростном режиме, запрокинув голову назад до тех пор, пока внушительного размера кол не налился кровью и не увеличился до сумасшедшего объема.

Мама.

Какой же он… огромный. И внушительный.

Гладкий. С полной, набухшей головкой, которая быстро увлажнилась. А сам ствол, окаменев, также покрылся смазкой и сеткой из вен.

– Что так смотришь? – Кирилл ехидно подмигнул, – Нравится? Хочешь его?

– Я… я…

Ненавижу этого придурка!

Он рассмеялся, продолжая наяривать и хохотать, получая удовольствие от собственного превосходительства.

– Не скромничай, малыш. Ты его получишь. Уже очень скоро. В этот раз тебе понравится. Первый раз всегда ху*во, зато потом… Сама не будешь слазить с моего члена.

– Ааа, Кирилл! – Я закричала от неожиданности, когда он, левой рукой, схватил меня за грудь и властно сдавил потяжелевшее, от переизбытка молока, полушарие, а правой – ускорил ритм фрикций в собственную ладонь. К процессу подключились бёдра. Лёжа на мне сверху, мужчина принялся ещё агрессивней работать рукой и одновременно сжимать ягодицы, толкаясь членом в напряженный, как мрамор, кулак. При этом, Кирилл рычал и скалился.

Боже.

Да он в край рехнулся!

Ненормальный, тронутый на всю голову больной извращенец!

Возбуждение достигло апогея.

Скорей всего, на коже, в месте его щипаний, останется синяк.

Чёртов психопат и монстр.

Ненавижу!

Проклинаю!

Презираю!

Широко распахнутыми глазами, я смотрела на его огромный стояк, который стал полностью покрываться смазкой и влагой, и мысленно кричала от потрясения, глядя на то, как мой босс, мастурбирует прямо на моих глазах и ничуть не смущается.

– Ноги! Ноги ширееееее!

Треснул меня по коленям, заставляя их раскрыться, чтобы я позволила чудовищу вдоволь отыметь глазами мою гладенькую дырочку. И вздрогнула. Потому что снова почувствовала, как мерзавец всадил в меня палец.

– Ах! – Выгнулась дрессированной кошкой, задрожала, смяла вспотевшими ладошками простынь и буквально утонула в ознобе из горячих мурашек.

Ибо тело требовало реванша. Наверно, поэтому я снова стала влажной, горячей, там внутри, и возбужденной. Извращенкой.

А как иначе?

Дура. Какая же я дура!

Теку от ласк выблюдка как миленькая, и не краснею. От ласк того, кто рвет мою душу в клочья, оскорбляет, унижает, покрывает матом.

Чтоб тебя псы бродячие разорвали, Большаков! Сукин ты сын!

Ненавижу! Тварь. Ублюдок.

Но прошу. Не останавливайся.

Я хочу кончить. Еще раз.

Последний. И всё. Больше не буду.

Больше никогда не буду стонать и кончать для тебя, под тобой, на тебе!

Лишь имитировать. Просто дай мне это почувствовать. Хоть раз. Один раз можно. Почувствую, успокоюсь, забуду. Сорву запретный плод, сожру, узнаю его вкус и пойду дальше.

Кирилл резко извлек палец из моего мокрого лона и…

Засунул его себе в рот. Заскулил, закатил глаза, задвигал рукой по члену ещё жёстче, резче, одержимей. Облизал мои соки, пососал палец, снова ворвался в лоно пальцами и одновременно довёл нас до крышесносного оргазма.

– Бл*яяяять!

Стоя на коленях на кровати, возвышаясь надо мной могучей горой, Кирилл захрипел, выругался, забился в бешеных конвульсиях, и, наконец, кончил мне на живот, жадно хватая губами воздух, с привкусом извращённого секса.

Горячие струйки спермы ударили по пупку. В пик оргазма меня выбросило в иное измерение. На миг я забыла обо всем на свете. В голове лишь бьётся сладкая дрожь, в глазах темнота, и мысли чистые, как слеза.

– Ненавижууууу!

Кажется, я кричала это в бреду. Но, так, или иначе, когда почувствовала атомный взрыв внутри, до боли сдавшегося лона, вцепилась в его крепкую спину ногтями и, теряя здравое «я», прильнула всем телом к его телу, обменявшись с мужчиной не только невообразимыми ощущениями, но и фантастической, дарующей крылья, энергией.

После чего, ослабев до состояния выжатого овоща, обмякла под огромным, гранённым прессом. Покрытым испариной и горячей, липкой жидкостью.

Глядя на меня пьяными, уставшими глазами, с дрожью в пальцах, он бережно убрал с моего лица влажную прядь волос. Погладил костяшками по щеке, судорожно выдохнул и, непривычно ласковым тоном, прошептал:

– Завтра утром сын снова к тебе вернётся. Отдыхай.

Ещё раз обходительно погладил по лицу. Коснулся приоткрытых губ мягкой подушечкой указательного пальца. Ласково очертил их контур, заставляя меня вздрогнуть, распахнуть глаза, удивиться и затаить дыхание.

В тот момент, в его глазах, глазах чистокровного зверя, не было прежней дикости. Там была наичистейшая нежность. И удовлетворение.