Свинцовая воля - Валерий Георгиевич Шарапов

Сиротин, бесцельно переложил папку с места на место, дробно постучал пальцами по столу и снова задумчиво повторил: – И то верно. Да и в кинотеатр он вряд ли бы поперся с топором. Видно, изворотливая сволочь объявилась у нас в городе.

Глава 14

Илья Журавлев по-прежнему жил у Ноябрины в сарае. Жизнь у одинокой красивой девушки с каждым днем его тяготила все больше и больше, и он начал подумывать о том, чтобы перебраться на другую квартиру. Той суммы денег, которую он получил после разбойного нападения на инкассаторш от Ливера, ему хватило бы, почитай, на полгода, если ею распоряжаться разумно, жить без излишеств и уж тем более без особого шика, как привыкли жить на широкую ногу другие бандиты. Они постоянно посещали злачные места, где играли на деньги в карты, допоздна засиживались в коммерческих ресторанах, бездумно тратили деньги на своих «лярвов» и «биксов».

– Ты, Илюха, парень твердый, – тогда тяжеловесно сказал ему Ливер, внимательно исподлобья поглядывая на Журавлева, когда они с Лиходеем принесли ему чемодан с деньгами в его глухую нору, расположенную глубоко в подвале на рынке, – правильный, с понятием. Вот и соображай… Ежели будешь служить мне справно, то с каждого дела будешь иметь свою законную долю, а ежели вздумаешь взбрыкнуть ненароком… – Его колючие неприятные глаза в мгновение приобрели стальной цвет, в черных бездонных зрачках полыхнуло неистовое адское пламя, и он с угрожающей интонацией медленно проговорил: – С теми у меня разговор короткий… – Он с многозначительным видом кивнул на торчавший из пенька топор с окровавленным лезвием, с которым только что пришел, криво ухмыльнулся и признался, должно быть, чтобы до Ильи более доходчиво донести свою мысль, что с ним станет, если он не будет держать язык за зубами: – Я ведь раньше на скотобойне работал… теперь вот мясником на рынке. Смекаешь?

И Ливер, этот здоровенный мужичище размером, без преувеличения, с платяной шкаф, посмотрел на Журавлева такими леденящими глазами, что Илья, побывавший на войне и не раз лицом к лицу встречавшийся со смертью, вдруг явственно почувствовал, как у него непроизвольно шевельнулись волосы. Илья на чем угодно мог поклясться, что в эту минуту он испытал такой неподдельный ужас, что у него мигом пересохло в горле и пропал дар речи. Он только и смог сделать, что заторможенно кивнуть, давая понять, что он услышал столь проникновенную речь незабвенного Ивана Горыныча и ни в коем случае своего благодетеля не предаст даже под самыми страшными пытками.

– Ну и добре, – похвалил Ливер, относясь с благосклонностью к парню, весь вид которого красноречиво говорил о том, что он в нем не ошибся, а значит, можно и дальше вить из него веревки по своему усмотрению. – Ну что ж, обмоем это дельце.

Главарь самолично налил им с Лиходеем полные граненые стаканы крепкого самогона, охватив крупными пальцами бутылку так, что она почти целиком уместилась в его широкой ладони. Они лихо чокнулись, неосторожно расплескав на зеленую медицинскую клеенку, заляпанную пятнами крови зарезанных животных, вонючую мутную жидкость, и залпом выпили, тем самым как бы подразумевая вечную дружбу между ними.

Не мог в эту злополучную минуту знать Ливер, который хоть и приобрел славу изворотливого и удачливого вожака местной жестокой банды, все же не обладавший тайными знаниями, чтобы угадывать чужие мысли, что Илья Журавлев про себя подумал о том, что приложит все силы, пускай и сопряженные с опасностью для жизни, чтобы вывести этого кровожадного упыря на чистую воду и подвести под уголовную расстрельную статью.

– Он одному мужику голову конкретно срубил топором, – приглушая свой голос до свистящего шепота, доверительно поделился с Ильей подвыпивший Лиходей, когда они выбрались из полутемного затхлого подвала на свежий воздух.

То ли он это сделал намеренно, для того чтобы попугать чересчур самостоятельного Илью, то ли для того, чтобы перед ним погордиться кровавыми делами главаря, то ли от своего слабоумия. При этом Лиходей все время предусмотрительно оглядывался по сторонам, рискуя сам лишиться головы за свой длинный язык, который, впрочем, Ливер и укоротить может, с него станется.

– Этого мужика потом Косьма в туалет на рынке в толчок запихнул… вместе с отрубленной головой. Гы-гы-гы! – осклабился бандит, очевидно представив себе эту срамную картину. – Прямо в дерьмо, бултых!

…Пока Илья раздумывал о переезде, на него свалилась новая напасть: в городе объявился «гастролер», который будто бы лично был знаком с Героем Советского Союза Филимоновым Савелием Петровичем по кличке Филин, чьим двоюродным братом представился оперативный сотрудник Тамбовского Управления НКВД, гвардии лейтенант Журавлев. Этот самый гастролер на самом деле мог знать двоюродного брата авторитетного в преступных кругах Филина, и следовало быть начеку, чтобы не попасться как кур в ощип, провалив секретную операцию. По крайней мере, следовало подыскать съемную квартиру с таким расчетом, чтобы в случае, если залетный уркаган действительно знает в лицо настоящего брательника и вдруг захочет с ним повидаться по своему желанию или по настоянию Ливера, у него всегда была возможность скрытно покинуть хату и уехать из города, затаившись на время в каком-нибудь забытом богом месте. А потом, как ни в чем не бывало вернуться, чтобы завершить все дела с Ливером и его бандой, когда закончатся гастроли залетного уголовника, сославшись на срочный отъезд по какому-нибудь неотложному делу на свою малую родину.

Но не это стало отправной точкой его окончательного решения на переезд, а тайные желания Норы, которые, в конце концов, она выказала более чем наглядно.

В ту ночь ярко светила полная луна, свет от которой проникал в сарай сквозь неплотно подогнанные доски. Там который час без сна томился от ночной духоты Илья. Он лежал навзничь на высохшей ломкой траве, закинув руки за голову; вдыхал духмяный запах разнотравья и прислушивался к тому, как за стеной в кустах сирени разорялся сверчок, безостановочно пел свою непрекращающуюся трескучую песнь: «Тр-р-рик! Тр-р-рик!» Вдруг послышались крадущиеся шаги, и Илья насторожился; приподнялся, опершись на локоть, повернулся лицом к выходу, внимательно глядя в проем распахнутой двери, откуда нет-нет да тянуло слабым ветерком. Шаги приближались, вскоре на светлом фоне возникла женская фигура в ночной сорочке.

И хотя Илья по обличью сразу узнал свою хозяйку, он все же негромко спросил, чтобы развеять всякие сомнения:

– Кто это?