Не оглядывайся назад!.. - Владимир Максимов

– А ремень вместе с ножом и штанами не надо? – почему-то мне захотелось разозлить и унизить лейтенанта.

– Надо! Но без штанов, – смягчился лейтенант.

Взяв ремень с висящими на нём ножнами и ножом, он положил всё это в сейф, вновь заперев его и, выйдя из-за стола, указал мне на дверь.

В узком полутёмном коридорчике, куда мы вышли (сначала я, затем он) Серов подвел меня к зарешёченной двери и почти ласково сказал:

– Вам сюда… Извините – комфорт минимальный.

Когда он запирал ключом, которых у него была целая связка, сделанную из толстых арматурных прутьев, приваренных к мощному металлическому каркасу из уголка, дверь – я обратил внимание на то, какие у него ухоженные руки с коротко подстриженными, глянцевыми ногтями.

«Прямо-таки, руки музыканта, а не милиционера, – подумал я. – В таких топор или бензопила лесоруба выглядели бы, пожалуй, инородно. Ими сподручней перебирать на столе бумажки, будучи прилежным чиновником… Могли такие руки принадлежать и… киллеру – человеку, хорошо владеющему оружием и не знающему тяжёлого физического труда».

– Утром позвоним в промхоз – выясним вашу личность, – напутствовал меня на сон грядущий Серов. – А после звонка – решим, что с вами делать…

Он удалился, по пути погасив свет в коридоре, отчего и в моей темнице стало поистине темно. И если б не уличный фонарь, от которого не очень чётко, правда, на полу отражалась решётка окна, то и лавку в углу было бы не разглядеть.

Она оказалась короткой и узкой, а пол в этой комнате-камере – совсем холодным.

Я передвинул лавку от наружной – тоже очень холодной – стены к внутренней и сумел-таки примоститься на ней, подогнув ноги к животу и упираясь спиной в стенку, разделяющую камеру и коридор. Из которого сквозь крупные квадраты дверной решётки от умирающей, казалось, батареи парового отопления сочилось хоть какое-то тепло.

Я даже задремал и уже почти не различал во сне или наяву размышляю о том, что же такое мог натворить Ваня Ардамин и каким боком он может быть связан с каким-то резидентом?!

Проснулся мгновенно от звонкого лязга металлического засова… Дверь-решётка отворилась, и в камере обозначился силуэт человека.

– Ты хоть свет-то в коридоре включи, – попросил вновь прибывший голосом Вани Ардамина. – Вот идиоты, – осторожно шарясь в темноте, выразил своё мнение он, когда дверь в кабинет лейтенанта захлопнулась, поглотив остатки света.

– Иди, садись. Вернее, присаживайся, поскольку сесть ты уже успел, – подал я голос из своего угла, освобождая часть лавки.

Иван обернулся и с прищуром начал вглядываться в полумрак.

– Олег, ты, что ли? – недоверчиво спросил он.

– Я, я, – что по-немецки означает: да, да… А ну, колись теперь по-быстрому, кто такой резидент?!

– Ты чё, сдурел?! – озаботился Ваня, усаживаясь рядом со мной на лавке, – так, что плечи наши теперь соприкасались.

– Представь картинку, – поспешил он поделиться своими впечатлениями. – Не успели мы с Серёгой, придя от Черепанова (мы сначала к нему завернули), снять с плеч паняги – врывается этот конь-тяжеловес – сержант Букашкин и с порога орёт: «Кто тут Ардамин?!» – «Ну, я», – отвечаю. Он: «Пройдёмте!» – «Да пошёл ты со своими дурацкими шутками», – только и успел сказать я. У Черепанова мы малость клюкнули. А он заломил мне руки за спину и – сюда. Серёге, разинувшему «варежку» от всего происходящего, успел на ходу указание дать: «Из посёлка – никуда! До выяснения обстоятельств». Сюда приволок. Чертовщина какая-то. Ни хрена не понимаю. А ты-то как здесь оказался?

– Как пособник мирового империализма и друг шпиёна Ардамина. Вот таки дела – подельничек, – попытался я юморить, но понял, что это выходит у меня сейчас неважно.

Продолжил уже по существу:

– А я даже до дома дойти не успел. Меня сюда не его помощник, а самолично лейтенант Серов препроводил. Правда, более вежливо. И всё про резидента какого-то спрашивал. Может быть, пока мы были в тайге, посёлок поразил вирус шпиономании?.. А сержанта он, видно, возле общежития в засаде оставил. Вот Букашкин тебя и сцапал, как только вы там появились… Хорошо, если завтра в промхозе кто-то окажется. Что мало вероятно в предпоследний-то день года. Так что, скорее всего, Новый год мы здесь с тобой встретим, старик, – поделился я с Ваней своим совсем не оптимистическим прогнозом.

Мы притихли, пытаясь хотя бы сидя дремать, прокручивая в голове каждый свои мысли. И только плечи наши были по-прежнему рядом. И в случае нужды, мы чувствовали это, один мог опереться на другого.

Через несколько минут в сопровождении здоровяка Букашкина показался и щеголеватый лейтенант Серов. Не терпелось ему, видно, несмотря на поздний час, самому взглянуть на Ивана Ардамина.

– Останься у входной двери! – скомандовал он своему подчинённому.

Ясно было, что в кабинете они успели кое-что обсудить после того, как основной «фигурант» был доставлен в узилище.

– Ардамин – на выход!

Эта команда относилась уже к Ване, шагнувшему к отпираемой Серовым двери.

Через минуту они скрылись в кабинете.

Первым туда вошёл Иван, а лейтенант с порога крикнул сержанту:

– Дверь в камеру запри!

Букашкин со скучающим видом защёлкнул на засове дверной решётки замок и, отойдя, подпёр могучим плечом косяк входной двери. На своём «сарделечном» пальце он крутил одетые на кольцо два ключа. Судя по всему – от входной двери и камеры.

«Да, сержант, до «ключника» тебе ещё расти и расти, – мысленно сыронизировал я. – У лейтенанта в связке не меньше пяти ключей: и от стола, и от сейфа, и от кабинета… Большие заботы – большая ответственность. Да и рожей ты, брат, не вышел…»

Мои мысли слегка позабавили меня. И я с удовольствием (в любом положении есть свои плюсы) развалился на освободившейся лавке, свесив с неё ноги и закрыв глаза. В этом полудремотном состоянии постарался ни о чём не думать. Во всяком случае, о плохом. Невольно тем не менее стараясь уловить какие-нибудь звуки из кабинета. Однако оттуда не доносилось ничего. Будто оба они: Иван и Серов, в мгновение ока испарились куда-то, переступив порог комнаты… И вдруг, разорвав эту гнетущую, мёртвую тишину, – проникая сквозь стены и плотно закрытую дверь кабинета, – до меня донёсся громкий, почти гомерический, неподдельно весёлый смех Вани.

Я сел на лавке, а Букашкин, как верный пёс любимого хозяина, насторожился, готовый к любым неожиданностям. Однако с места, без команды, не сходил, так и застыв в дверном проёме в боевой стойке.

– Букашкин! – крикнул образовавшийся на пороге кабинета лейтенант. – Этого хохотуна – в камеру, а второго – сюда! Но чтоб они друг с другом – даже словом не обмолвились!

Когда мы менялись местами, Ваню прямо-таки корчило от смеха. Он держался за живот и громко икал, не в силах выговорить больше ни звука…